говорит Гийом. – Так можно зайти очень, очень далеко, потому что ты уже не контролируешь ситуацию, но люди помогают тебе зайти так далеко, как ты можешь.

На протяжении большей части сегодняшнего дня группа поддержки Уилла не была уверена в том, что Уилл хочет продолжать. Они не спрашивали его о самочувствии.

– Мы ему сказали, что хорошо, ты возвращаешься, и он возвращался круг за кругом, и это было удивительно наблюдать, – говорит Гийом.

Он знает, каково это – бежать так далеко. Он говорит, что все чувствуют себя просто отвратительно.

Уилл сидит в кресле, а его группа поддержки кормит его и провожает на старт, направляя в нужную сторону. Уилл больше не сдается. Звенит коровий колокольчик, и Уилл продолжает бежать.

– Это действительно легко, а потом становится очень, очень трудно, – говорит Уилл. – Но к тому времени ты уже настолько выкладываешься, что в каком-то смысле даже не замечаешь этого.

И правда, больше всего в этой гонке я заметила то, что время действительно остановилось.

– Время было как бы бесконечным, но в то же время мгновенным, – дополняет Уилл.

Никто не ожидает, что Уилл успеет вернуться вовремя, но он успевает.

Он делает это, он ест, и его группа поддержки ставит его на старт, и он раскачивается и поворачивается лицом в нужную сторону, и раздается звон колокольчиков, и он спотыкается вслед за Мэгги.

А потом он делает это снова.

– Раньше я доходил до того момента, когда чувствовал себя измотанным и говорил себе: «Ах, я должен остановиться; я не могу продолжать, – говорит Уилл, – а теперь я понимаю: нет, нет, ты можешь продолжать. Может быть, нужно сбавить темп. Может быть, нужно что-то съесть. Может быть, нужно немного пройтись, но ты можешь продолжать идти, и в конце концов станет легче».

Небеса разверзлись. Дождь лил уже несколько часов.

Мэгги возвращается с шестидесятого круга, общее расстояние – четыреста два километра. Это ночь понедельника; гонка началась в субботу на рассвете. Налобный фонарь включен, а дождь все еще идет – трудное завершение последнего часа в лесу перед переходом на ночную дорогу. Когда сумерки уступают место полной темноте, стартовый загон заливает резкий искусственный свет, как в последние две ночи. Сегодняшние ощущения разительно отличаются от вчерашних. Прошлой ночью было больше бегунов, больше активности. Но сегодня, когда последние лучи света падают на деревья, наблюдение за ходом гонки становится настоящим бдением.

В нашем лагере тихо, напряженное ожидание Уилла каждый круг держит всех нас во внимании. Я ничего не говорю о том, что происходит, и не слышу, как это обсуждается вокруг меня, мы все сканируем черный, мокрый лес в поисках Уилла, в поисках луча света, пробивающегося сквозь деревья, что кажется столь же маловероятным, сколь ужасающим и вдохновляющим. Обычно он возвращается ближе к назначенному времени. Возможно, он все еще идет.

Легко увидеть в этом вдохновение, неукротимый человеческий дух, пилотирующий свой мешок с костями на грани возможного. Но здесь есть и ужас, висцеральная реальность тела, находящегося в состоянии войны с самим собой. Вы можете почувствовать усталость, исходящую от каждого бегуна в конце забега, как мягкий жар от печи. В первый раз, когда я увидела, что кто-то полностью выложился, его глаза потухли, а тело стало гладким от напряжения, я зашла в палатку и разрыдалась. Это ошеломляет, когда видишь это вблизи. Непостижимое становится реальным, со всеми сопутствующими колебаниями, гримасами и усилиями. Это прекрасно и ужасающе, и, боже мой, разве мы не любим смотреть на такое?

Время, отведенное на прохождение круга, неумолимо приближается к отметке в 60:00:00. Чем ближе она становится, тем меньше шансов на возвращение Уилла, тем увереннее победа Мэгги. Когда до появления Уилла остается две минуты, у меня в животе снова запорхали бабочки, повторяя то, что я чувствовала, когда приехала на Big’s, когда гонка только началась, в первую ночь, на рассвете, когда Уилл пытался закончить гонку во время полуденного моросящего дождя. Я тронута тем, что я здесь, тем, что наблюдаю, как внешние границы человеческого потенциала обнажаются с такого близкого расстояния, что я чувствую их запах. Страдания, выставленные напоказ, дезориентируют и великодушно приглашают посмотреть на них, предлагая себя увидеть так, как невозможно увидеть боль. Здесь, на гонке, всем позволено смотреть боли в лицо. Страдания часто находятся вне нашего контроля, и из-за таких важных вещей, как эмпатия, этикет и зеркальные нейроны, смотреть на тех, кто находится в тисках глубокой боли, не рекомендуется. Смотреть на нее вблизи, рассматривать ее, задыхаться и быть тронутым ею. Здесь же прямолинейный акт выбора продолжать бежать как можно дольше дает зрителям дар вуайеризма, возможность поклониться, отшатнуться от чего-то и впечатлиться этим. Что может сделать человеческое тело? Что человек может решить сделать и достичь? Что я могу сделать, если постараюсь?

И что не менее важно, где я должен провести черту?

Мэгги стоит в гравийном стартовом коридоре, ее легкая куртка намокла от дождя, и мы все в унисон смотрим, как истекает время для возвращении Уилла.

Толпа начинает орать.

Мэгги Гутерль становится первой женщиной, выигравшей Big’s Backyard Ultra за шестьдесят часов, пройдя четыреста два, и ее запечатлевает шквал фотографов: непринужденную позу, грязные ноги, нагрудный знак с надписью, словно в насмешку над ней лично, Last Man Standing (последний участник, оставшийся на ногах). Она улыбается, а немногочисленная оставшаяся группа поддержки и СМИ ликуют. Она сделала это. Слезы согревают мне щеки под холодным дождем. Я наблюдаю за тем, как невозможное становится историей.

– И вот отсчет идет до одного, а Уилла все нет, – говорит Мэгги, – и все в замешательстве, бежать ли мне еще один круг. Но поскольку я закончила этот круг, а он нет, это и был мой «еще один круг».

Победитель должен пройти на один круг больше, чем его соперник, чтобы стать победителем. Если бы Уилл закончил круг, а затем отказался выйти на старт, Мэгги пришлось бы все равно бежать еще один круг в одиночку.

– Всем пришлось внезапно снова включить мозги, и это было очень проблематично.

После этих непомерных усилий, после шестидесяти часов бега по глуши в Теннесси, после победы над целым полем элитных соперников, после того как Мэгги стала первой женщиной, выигравшей этот престижный забег, она разочарована.

– Я была готова к забегу.

Когда она стоит, увенчанная короной, перед толпой, наполненной похвалой и восторгом, ее начинает одолевать вторая мысль. Где Уилл? Он так и не вышел из леса.

Уилл чувствовал себя лучше, когда вышел на свой последний круг. Он постепенно улучшал показатели с тех пор, как пытался завершить