Вот откуда это опустошение, потому что оставила всю себя в той лаборатории.

– О чем ты? – Герберт резко выпрямился и подхватил мои руки, чтобы хоть немного разжать пальцы. – Что происходит, Виола?

– Я как-то повлияла на машину Ричарда, испортила ее или сделала артефактом, не знаю. Я просто слишком хотела, чтобы у него все получилось, и пожелала, – всхлип замер в горле. – Я не хотела его убивать…

Меня накрыло осознанием непоправимого, ведь кроме Стоуна, в том здании были еще люди, и теперь я повинна в их смерти.

Сакс больно тряхнул меня за плечи, но я была не в силах так просто выкарабкаться из болота под названием «чувство вины». Пусть у меня не было доказательств, но я четко понимала, что права, и возможности исправить свой поступок у меня не будет никогда.

Сквозь пелену слез я видела размытые черты лица инкуба и не понимала одной вещи: почему этот рациональный человек позволяет мне до сих пор гулять на свободе.

– Запри меня, – взмолилась, вырывая свои руки из его ладоней и хватая за ворот рубашки. – Я опасна, мне нельзя находиться среди людей. Ты боялся бомбы, так это я – ходячая и замедленного действия.

Меня несло, а Герберт озадаченно вглядывался в мое лицо, а после резким движением приблизился и накрыл мой рот поцелуем.

Он словно вырвал весь воздух из груди, которого хватило бы еще на целую тираду. Забрал его, чтобы я начала задыхаться, попыталась вырваться, но меня не отпустили.

Сильные руки притянули ближе, гася любые попытки встрепенуться.

Он целовал, не давал мне вздохнуть, пока в глазах не начало темнеть, а в голове – затихать вспышки истерики.

Поцелуй закончился так же резко, как и начался. Герберт просто выпустил меня и отпрянул на шаг назад, я же судорожно хватала кислород, чтобы вместе с каждым вдохом наполнить разум свежими мыслями.

– Успокоилась? – спросил он, когда мое дыхание начало медленно выравниваться. – А теперь еще раз и с самого начала. Что произошло в лаборатории?

Нет, я не успокоилась. Просто меня выбило из колеи настолько, что я выложила Саксу все, что вспомнила из того дня. Выложила внешне абсолютно спокойно, хотя в душе бушевал торнадо.

Кажется, вокруг меня превышена концентрация смертей и несчастных случаев. И дело даже не в случайностях… Будь Ричард рядом, он бы наверняка вывел какую-нибудь закономерность, вот только он исчез. И виновата в этом я.

Что, если даже в аварии родителей найдется моя вина? Пожалуй, теперь я бы не удивилась этому. Я ведь была подавлена в тот день из-за серебряной медали, и кто знает, как могла повлиять на кар или встречный грузовик.

Кажется, мне лучше было умереть именно тогда.

– Твои выводы любопытны, но… – Герб взял многозначительную паузу, – … я в очередной раз поражен женскому таланту «сама подумала – сама решила», даже если нет ни единого доказательства.

– Я чувствую, что права, – всхлипнула в ответ.

– А я чувствую, что нет, – в тон мне парировал инкуб. – И в отличие от твоих, мои выводы хотя бы имеют под собой немного доказательной базы.

– Какой?

– Мать сказала, что отец заранее знал о потере «не того сына». А это уже несколько не вяжется с твоей причастностью.

Наверное, он пытался меня утешить этими словами, вот только сосуд внутри меня был пуст, лишь на дне колыхались капли сил. И лишь это меня одновременно успокаивало и нервировало. Я бомба без взрывчатки. Разминирована и жду накопления нового заряда, чтобы потом вновь рвануть и сотворить очередные жертвы.

– Так что истерика была абсолютно лишней, – закончил свою мысль Сакс. – И будь на твоем месте кто-то другой, я бы предпочел оплеуху поцелую. Говорят, действует одинаково хорошо.

Я подняла на мужчину взгляд. По всей вероятности, он был прав. Боль от пощечины шокировала бы меня не меньше, чем получившийся поцелуй. Вот только почему он предпочел одному другое?

– Не смотри на меня так, словно хочешь испепелить, – произнес Герберт. – Я просто хотел тебя успокоить, ничего кроме.

– У тебя это прекрасно вышло, – ответила ему. – А теперь я бы хотела побыть одна.

Мне было необходимо подумать, и желательно наедине с собой. Хотя теперь даже собственные мысли казались мне опасными. Кто знает, как проявится мой дар в следующий раз. Я была обязана взять себя в руки. И ничего лучше, чем с остервенением притянуть к себе «Артефакторику» и погрузиться в ее изучение, я не придумала.

Для себя я рассудила так: если в исчезновении Ричарда виновата я, то, познав свой дар, сумею найти Стоуна. А если прав Герберт, и я ни при чем, то создам артефакт для поиска ученого. Главное, обуздать капризную магию.

Ричард

Пять лет. Я провел здесь именно столько.

Видел, как меняется Квартал, как Марджери становится той, кем я всегда ее считал – сильной женщиной, которая держала в ежовых рукавицах огромную империю, пусть даже состоящую из куртизанок.

Она была скрытна, и, даже существуя с ней под одной крышей, я не сразу сумел ее разгадать. Да мне и не особо хотелось, по крайней мере, вначале. Я помнил, зачем устроился в это место – для связей и денег. И если с первым были проблемы, то вторые я медленно копил.

Иногда меня накрывала апатия, страх, что у меня ничего не выйдет, и я умру в этом, чуждом мне мире. Но я отбрасывал эти мысли в сторону. Как ни странно, но я мог даже не спешить. А размеренно все изучать и двигаться в нужном мне направлении.

Мой план по возвращению был безумно прост – сколько бы я ни провел времени здесь, вернуться собирался в то же время, откуда исчез. Плюс пару дней.

Меня вело откровенное тщеславие и желание утереть ученому свету нос. Еще бы – первый путешественник во времени, и я сумею всем это доказать. Эта мысль давала мне силы не жалеть о пролетающих годах. Кроме того, была еще одна причина задержаться в этом времени подольше – Марджери и рецептура ее омолаживающего снадобья.

Я помнил, ради чего затеял весь эксперимент, мне хотелось помочь Герберту, и раз я уже оказался здесь, то у меня появился уникальный шанс не только узнать способ приготовления, но и прихватить пару колб для последующего синтезирования в лабораторных условиях.

Но все это были планы на будущее, пока же я исправно исполнял роль дворецкого-горничной. Собирал из подручных средств вещи, способные облегчить мне бытовые обязанности. Так в огромном доме появился арсенал всевозможных швабр и подобие механического пылесоса, сметающего в себя мусор.

Мардж ни о чем подобном в доме не догадывалась, она присматривала за моей работой только первые месяцы, а после и вовсе перестала обращать внимание. Я стал для нее подобием мебели, чем-то самим собой разумеющимся. Все наше общение сводилось к приказам подать чай гостям и нескольким разговорам ни о чем, когда погода на улице становилась абсолютно безобразной.