На меня гарнизонное начальство косится и не знает с какой стороны подойти. Левальеха купил корабль на мое имя. В контракте с командой тоже я указан, как частное лицо. Формально, сейчас у пирса стоит мое судно с международным экипажем. При желании я могу отдать команду, и мы вполне законно поднимем паруса. Бросим якорь в Германии. И до свидания. Я, конечно, так не сделаю. Но никто про это не знает. Вижу, как в глазах прокручиваются разные варианты.

Мне «Марсель» интересен только для продажи, чтобы быстро рассчитать команду. В контракте неустойка предусмотрена после разгрузки судна за каждый день простоя. Дорого за него не дадут, но и десять тысяч на дороге не валяются. Остальное будем занимать в ближайшее время.

Мы с Аленой и все мои по местам, в полной амуниции. С кораблей не сходим. Чувствуется напряжение. Так всегда бывает, когда человек обладает информацией, а показать это не хочет. Вот и начальство так же.

До конца не темнеет. Скоро белые ночи. Уснуть не получилось. Уже ночью подошел пакетбот. Вижу суету при его встрече. Почти сразу в нашу сторону пошла шлюпка. Ответ везут? Что-то быстро.

На палубу поднялись четверо. В отблесках фонарей вижу эполеты и ордена. Васильев вытягивается в струнку, бодро рапортует. Но по движению вижу, что высматривают не его. Тут и капитан обернулся: «Андрей Георгиевич, где вы?».

Передо мной озабоченные лица. Гурский Дмитрий Семенович, Викентий Иванович, Уваров Сергей Семенович, и сам Александр Христофорович Бенкендорф собственной персоной. Первый сообразил Гурский. Я утонул в его могучих объятиях. Слабо улыбаюсь и перехожу в следующие руки. Пока не выпустил меня Бенкендорф.

«Они боятся», — дошло до меня. Возможно, слухи проникли раньше нашего возвращения. И не известно еще, какие. Сверхоружие на корабле есть. Если им отдал пироксилин, то что ж тогда себе оставил? Обученная команда головорезов тоже имеется. Ну, как нахватался на загнивающем Западе либеральных идей да шарахну по Зимнему? А, может, зря я так? Люди, как только узнали о прибытии, бросили все и приехали встретить.

— Прошу определить нас для приватной беседы, — Бенкендорф метнул взор в Васильева.

— Извольте воспользоваться кают-компанией. Я прикажу выставить караул, чтоб не беспокоили. Или капитанская каюта в вашем полном распоряжении.

Выбрали кают-компанию за простор и удобное обозрение. Часового поставили за дверью после проверки слышимости. Но и то, говорим вполголоса. Нам принесли кофий, конфеты и булки местной выпечки.

— Завтра переходите в Санкт-Петербург, — произнес Александр Христофорович, — в десять часов торжественная встреча. Михаил Николаевич сейчас прочтет секретное предписание. И пошла плясать губерния. Еще бы, сам Николай Павлович будет. Он сейчас изучает дипломатическую почту, что вы привезли. Очень заинтересовался.

— А вы? — Спрашиваю я.

— А мы здесь готовим свою часть. Вот, новости вам расскажем, — улыбается Бенкендорф.

— Так нужно шлюп в порядок приводить, не только чистоту навести, — забеспокоился я, — лишнее разобрать да спрятать.

— Вот теперь в точку, — кивнул Гурский, — посторонним видеть ни к чему ваши установки. А нам поведайте, что да как. А то разные слухи. Англичане очень недовольны. Их граждане пострадали. Так-то плевать они на них хотели, но не упускают возможность укусить.

Я отдал распоряжение расчетам, а сам рассказал все, как было. Под конец достал толстую папку с протоколами и актом повреждения борта ядром. Везде подписи наши и английские. Александр Христофорович плечом к плечу вместе с Гурским изучают.

— Очевидно, от Ивана Ивановича Лангсдорфа вам было щекотливое поручение? — Спросил Уваров.

— Было, — ответил я, — и мы его выполнили. Не без потерь, правда. О большем сказать без указания Государя не могу. Обещался.

— Васильев тоже про груз не говорит. Корабли груженые до предела, это видно и ночью.

— Тогда и я промолчу, — улыбаюсь я, — пусть сюрприз будет.

— Сюрпризы сейчас потребны менее всего, — вздохнул Уваров.

— Понимаю вас. И уверяю, что ничего опасного не имеется. Напротив, очень положительный груз. Но по результатам отчитаться обязан в первую очередь Николаю Павловичу, что я и сделал.

— Однако, — поднял голову от бумаг Бенкендорф, — вы будто всю жизнь в полицейском департаменте прослужили. Форма немного другая, но бумаги по делу. Да не просто, а кроют все английские карты. Это вы очень правильно сделали.

— Как все прошло? — Спрашиваю я после разбора бумаг.

— Вы имеете ввиду операцию? — Ответил Семен Дмитриевич, — все, как нельзя лучше. Заговорщики арестованы. Агенты уничтожены. Следствие еще не закончено, но пятеро точно будут повешены. Тут не без изюминки.

— Андрей Георгиевич устал от плавания и суеты, — вступил Бенкендорф, — а вы ему сразу про виселицу. Будет время, еще все расскажете. Перемен много. Сразу все не охватишь.

— Благодарю за заботу, но я предпочел бы уставшим иметь сведения, чем пребывать в неведении.

— Извольте.

Все вчетвером стали мне излагать события минувшего года. Пестеля взяли первым, еще до выступления на Сенатской площади. Поплыл сразу. Сдал и резидента, и связного, и всю команду. Нашли планы и доказательства реальной подготовки уничтожения всей Царской Фамилии. И деньги английские получил. Николай Павлович так разозлился, что с трудом взял себя в руки. Отдал приказ уничтожить всех. Пестеля точно повесят, остальные тайные участники сгинут без огласки. Родственников не тронут в обмен на полное признание.

Больших трудов стоило подготовить выход «мятежных» войск. Никто особо не рвался. Но подконтрольные агенты сделали свое дело.

Особую роль сыграл перевербованный Каховский, личный резидент Бенкендорфа. Имея авантюрный характер, он с той же живостью стал принимать участие в двойной игре, с какой готовил убийство императора. И пуля со специальными насечками досталась не Николаю Павловичу, а тайному организатору заговора графу Милорадовичу. Не обошлось без накладок. Каховский, идя во главе полка, встретил на пути Государя, которого и должен был убить. По заданию Александра Христофоровича он выбил себе эту роль в своей группе и убедил всех, так, что ему доверились полностью и не сделали запасных вариантов. Оба растерялись. Николай Павлович первым спросил: «Куда идете». «Вас свергать», — ничего умнее не придумал Панов. «Тогда вот вам дорога», — ответил тот и велел экипажу отъехать в сторону.

— Почему Государь так добр? Пять человек, — хмыкнул я, — человек триста по разнарядке расстрелять, тысяч пять на каторгу в Сибирь.

— Что такое разнарядка? — поднял глаза Викентий Иванович.

— Не обращайте внимание. Я действительно устал. А скоро уже рассвет.

Утро наступило в третьем часу. Матросов подняли. После молитвы быстрый завтрак. Потом крики, маты, команды. Васильев взъерошенный бегает взад-вперед. Все моют, драят и чистят. Подняли паруса. Суматоха продолжается и по дороге.

Нас уже ждут. Волнительно. Вижу на берегу Государя в окружении толпы. Казаки дальним