хороший человек. Но многие европейцы считают себя идеалом для других. А у всех своя жизнь. И свой ум. Вот смотри. Не так давно меня пинали ногами на рынке. И я, воин и вождь, ничего не мог сделать. Прошло чуть больше года. И вот, я с тобой в родне. На моем поясе кинжал, а на шее золотая цепь с крестом. Я буду считать большие деньги и часть их тратить по своему усмотрению. Буду жить в белом каменном доме и разговаривать с большими людьми на равных. Мне рассказали про тебя и твою историю. Я такой же, как ты, человек ниоткуда. И я сумел добиться многого. Почему я глупей тебя? Не глупей. Я другой. И ум у меня другой.

— А что делать, если ни по какой дорожке не хотят идти?

— Ничего. Это их выбор. Из любой грязи есть путь наверх. Не хотят, пусть сидят. Но тащить насильно нельзя. Бери только тех, кто идет.

— Уговорил. Так и буду делать. Ты устраивайся и писать не забывай. Что решил с сыном?

— Оставлю с собой. Найму няньку. А потом видно будет. Может, еще к Рамле и Петрову в гости съезжу.

Через неделю корабли подправили снасти, загрузили продовольствие. Мы провели несколько пробных погруженийв присутствии самого Левальехи. Ученики даже достали самостоятельно несколько слитков. Сразу же подошли несколько шлюпок с военными, поставили бакены. Я передал три скафандра и забрал подписанный договор.

В последний день устроили прощальный ужин в Доме Правительства, на котором Левальеха передал мне послание Лангсдорфа. Он нас ждет.

Федя пришел прощаться в компании двух мулатов сурового вида. Говорит, что потомки лесных негров, которые жили свободными в своей республике. Их потом победили, но народная память осталась. Обнялись с ним. Когда я вступил на борт, на пирсе их уже не было.

Через неделю корабли бросили якорь на рейде Рио-де-Жанейро. Посол нас встречал на берегу. Как потом объяснил, не исключалась возможность досмотра в связи с войной. Поэтому контролирует все лично. Мы вместе с ним зашли к губернатору, засвидетельствовали свое почтение и выразили надежду, что справедливость восторжествует. Потом остановились в заранее снятом доме. Здесь не имение, но места достаточно. К тому же, задерживаться не планируем.

Я докладываю о наших приключениях. Меня слушают, не перебивая. А потом рассказываю все заново, уже с ответами на многочисленные вопросы.

— То, что господин Петров там остался, хорошо. На тихоокеанском побережье нет российских представителей. Мы вступим с ним в почтовые сношения, но нужен и тайный канал связи.

— Если хорошо, то нужно уладить это с Санкт-Петербургом.

— Конечно, я напишу обстоятельное прошение.

— И про андских казаков?

— Про все. Но я не верю в их скорую помощь при нужде. Впрочем, это хорошая почва для русского влияния на континенте. Так и напишу. Было бы лучше окрестить их в православие.

— Старообрядцам, буддистам и мусульманам их вера никак не мешает быть казаками.

— Время покажет. Как думаете, Левальеха сможет стать президентом отделившейся провинции?

— Только если военным диктатором. Пока же у них разделение полномочий. Орибе, очевидно, займет этот пост когда-нибудь.

— Но отношения у вас лучше с Левальехой?

— Зато с Орибе коммерческие интересы.

— Считаете это надежным?

— В этих странах ничего не может быть надежным. Но серебро кончится, а аппетиты останутся. Тогда можно поторговаться за влияние.

— Забурлила американская кастрюля, — потер руки Лансдорф, — задачу мы выполнили. Не получится у англичан наложить руки на Ла-Плата, как на Фолклендские острова. И все же жаль, что вы не нашли идола, или что они там прячут в пещерах.

— Поверьте, пользы это не принесет.

— Но что-то должно быть. Я не верю, что на вас напала случайная банда. На нас же не напала. Хотя смерть художника экспедиции тоже загадочна.

Лангсдорф все-же попытался отвлечь на себя внимание. Его экспедиция двинулась вглубь Сельвы. Но закончилось все не самым лучшим образом. Половина заболела лихорадкой, один погиб, один сошел с ума. Все-таки тропические леса намного опаснее предгорий Анд.

— Наши новоиспеченные казаки обещали выловить остатки шайки, вот тогда и узнаем все подробно, — ответил я.

Рейд Рио-де-Жанейро заполнялся военными кораблями. Медлить нельзя. К тому же жара мучительная, если проводить время на корабле. Я передал весь запас сулицина Лангсдорфу и забрал почту. Утром подняли паруса.

На экваторе незаметно, что зима заканчивается. Сразу после его пересечения мы попали в шторм. Васильев очень боялся потерять «Марсель». За завесой дождя его не видно. Только вода сверху порывами и снизу волнами. После шторма его паруса мы увидали утром. Все вздохнули, но рано. В обоих кораблях появились течи. Пришлось разворачивать помпы.

В конце марта мы увидели берег Франции. Капитан собрал совещание офицеров и тыловиков наших судов. Прикинули запасы воды и еды. Решили в порты не заходить, а идти сразу домой. Но течь усилилась и капитан взял курс на Брест.

Через шесть дней встали бросили якоря на рейде. С моего согласия Васильев нанял бригаду мастеров. Наши истощенные команды отдыхали перед последний броском. Заодно залили в бочки свежей воды, купили свежего мяса, сухарей, вина и прочих вкусностей. Две недели заняла вынужденная стоянка. Зато щели законопатили, снасти подтянули.

Английский канал прошли без приключений, вопреки моим печальным ожиданием. А пятнадцатого мая нас подтянули к пирсу Кронштадта.

Глава 18

Родина встретила так, словно купец, сытый и довольный, ел калач и запивал чаем. А сзади из темноты положили руку на плечо. И вот купец медленно поворачивает голову, во рту кусок торчит, глаза выпученные, удивленные, но делать что-то надо. Он машет рукой с калачом и мычит. Такие были первые часы нашего пребывания в Кронштадте.

Васильев доложил начальнику соединения и начальнику гарнизона. На палубе показались их недоуменные лица. Отвели их в трюм, показали золото. И началась чехарда. Сразу подняло паруса посыльное судно с нашими рапортами. Тут же на пирсе появилось оцепление. Со стороны моря зашли и встали на якорь три фрегата. Экипаж «Марселя» перепугался, но их очень ласково препроводили в казармы, накормили за казенный счет. Нельзя ударить в грязь лицом. Это же не свои матросы.

А я разбираюсь с оплатой по контракту. Михаил Николаевич наотрез отказался выделить хоть какую-то часть из добычи. «Изволили по описи загрузить, по описи и сдам». Своих денег у меня не хватит и на десятую часть. Нужно около сорока тысяч, если пересчитать на рубли. Я написал письмо Веретенникову с тем же курьером, но быстрого ответа не жду. Сейчас не до таких мелочей. Хорошо, если передадут