Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Биология — потрясающий метод, но он ограничен. Представьте, что медицинский эндоскоп опускается в глотку вашего любимого человека, когда он или она читает вам стихи. Вы получите хорошее представление — крупным планом — о голосовых связках, скользких и блестящих, сокращающихся и расслабляющихся. Вы можете изучать их, пока вас не затошнит (это может быть раньше или позже, в зависимости от вашей терпимости к биологии), но вы не станете ближе к пониманию того, почему вам нравится такая вечерняя интимная беседа. Биология сама по себе, в своей грубой форме, дает только частичное понимание. Это лучшее из того, что мы можем сделать на данный момент, но это далеко не всё. Давайте рассмотрим это более детально.
Одним из самых знаменитых примеров повреждения мозга является случай двадцатипятилетнего бригадира взрывников Финеаса Гейджа. Газета Boston Post опубликовала 21 сентября 1848 года короткую заметку под названием «Ужасный несчастный случай».
Вчера, когда Финеас Гейдж, бригадир на железной дороге в Кавендише, трамбовал пробку для заряда, порох взорвался, и железный лом, который он использовал, дюйм с четвертью в диаметре и три фута и семь дюймов в длину, пробил его голову. Лом вошел со стороны лица, раздробив верхнюю челюсть, у левого глаза и вышел в верхней части головы[313].
Лом грохнулся на землю, пролетев почти двадцать пять метров. Гейдж был не первым человеком, череп которого пробил летящий предмет, но он был первым, кто после этого не умер. Фактически Гейдж даже не терял сознания.
Первый прибывший врач, Эдвард Уильямс, не поверил словам Гейджа о том, что случилось, а «подумал, что он [Гейдж] обманывает». Однако Уильямс быстро понял тяжесть произошедшего, когда «мистер Г. поднялся, и его вырвало; напряжение при рвоте выжало примерно полчашки мозга, которые упали на землю».
Генри Джейкоб Бигелоу — хирург в Гарварде, изучавший этот случай, — отмечал, что «главной особенностью этого случая является его невероятность… [У него] нет параллелей в анналах хирургии»[314]. Статья в Boston Post добавляла к этой невероятности еще одно предложение: «Самое необычное обстоятельство, связанное с этой грустной историей, заключается в том, что он был жив в 2:00 пополудни, находился в полном рассудке и не ощущал боли»[315].
Выживание Гейджа само по себе представляло интересный медицинский случай; однако славу ему принесло то, что выяснилось позднее. Через два месяца после несчастья врач сообщал, что Гейдж «чувствует себя лучше во всех отношениях… снова гуляет по дому; говорит, что не ощущает никаких головных болей». Однако доктор также отмечал, что Гейдж «похоже, на пути к выздоровлению, если бы он мог бы себя контролировать», и эти слова предвещали более серьезную проблему.
Что означает «если бы он мог бы себя контролировать»? Оказывается, что до несчастного случая Гейджа в его бригаде «очень любили», а работодатели описывали его как «самого эффективного и способного бригадира у них на службе». Но после травмы мозга наниматели «считали изменения в его разуме такими значительными, что они уже не могли вернуть его на прежнюю должность». В 1868 году доктор Джон Мартин Харлоу, лечащий врач Гейджа, писал:
Равновесие или баланс, так сказать, между его интеллектуальными способностями и животными склонностями кажется разрушенным. Он порывист, груб, временами разражается сквернейшими ругательствами (чего ранее за ним не замечалось), не проявляет уважения к друзьям, не терпит ограничений или советов, когда они идут вразрез с его желаниями, порой невероятно упрям, но при этом капризен и нерешителен, строит много планов для будущих действий, которые не реализуются, а отбрасываются в пользу других, выглядящих более осуществимыми. По интеллектуальным способностям и проявлениям он ребенок, но у него животные страсти взрослого мужчины. До травмы, хотя он и не обучался в школах, у него был хорошо уравновешенный ум, те, кто знал его, считали его практичным, умным деловым человеком, очень энергичным и настойчивым в осуществлении своих планов. В этом отношении его разум радикально поменялся, так заметно, что его друзья и знакомые говорят, что он «больше не Гейдж»[316].
За прошедшие сто сорок три года мы были свидетелями множества других трагических экспериментов природы — инсультов, опухолей, разложения и всевозможного рода травм мозга, и они привели ко множеству случаев, подобных тому, что произошло с Гейджем. Урок из всего этого одинаков: состояние вашего мозга является ключевым для того, кто вы есть. Тот вы, которого знают и любят ваши друзья, не может существовать, если транзисторы и винтики в вашем мозге не на месте. Если вы не верите в это, отправляйтесь в неврологическое отделение любой больницы. Повреждение даже маленьких частей мозга может привести к потере конкретных способностей: способности называть животных, слушать музыку, управлять рискованным поведением, различать цвета или принимать простые решения. Мы уже видели примеры этого у больных, которые теряли способность видеть движение (глава 2), и у игроманов с паркинсонизмом и магазинных воров с проблемами лобно-височной доли, которые теряли способность управлять рисками (глава 6). Изменения в их мозге поменяли их суть.
* * *
Все это приводит к главному вопросу: есть ли у нас душа, которая отделена от материальной природы, или мы просто неимоверно сложная биологическая сеть, которая механически выдает наши надежды, чаяния, мечты, желания, настроение и страсти?[317] Большинство людей на планете голосуют за внебиологическую душу, в то время как большинство нейроученых стоят за последнее: это некая сущность, являющаяся природным свойством, которая появляется из какой-то обширной физической системы, но ничего сверх того. Знаем ли мы, какой ответ правилен? Уверенности нет, однако такие случаи, как с Гейджем, несомненно, влияют на восприятие этой проблемы.