Через трое суток жители Бескид услышали далекий грохот.Земля слегка вздрогнула: раз, другой, третий, затем все стихло, хотячувствовалось неспокойствие: собаки тревожно выли и боялись заходить в конуры,скот мычал, а птицы покинули гнезда.

В самой середине одна из гор, которую называли Черной,дрогнула и развалилась на части. Огромные скалы рушились в провал, разбивалисьв щебень, засыпали подземные пещеры. Иногда слышно было, как булькает вода внезримых глубинах, но камни все сыпались и сыпались, пошли даже лавины мелкогощебня и песка, наконец на месте высокой горы образовался пологий холм, открыв взорумножество остроконечных пиков до самого виднокрая.

Олег, исхудавший как скелет, стоял под защитой каменнойстены. Глаза ввалились, скулы выпирают, грозя прорвать кожу. Сухие губыполопались от жажды. Взгляд, которым он обвел горы, был дик и странен, словноэтот мир увидел впервые и ужаснулся.

За спиной в мешке лежали свитки, испещренные древнимизнаниями. Тогда, испив древней воды, он попросту выбросил кусок пергамента, чтодержал в кулаке. Лишь по чистой случайности взор упал на белеющий ком между камнями,а когда поднял и расправил, то долго старался понять смысл странных значков,ибо после глотка старой воды начисто забыл не только все прошлое, но и умениепонимать подобные знаки.

Даже записи на листах делал лишь потому, что хотел сохранитьсамые важные заклинания, самые дивные случаи, не полагаясь на память. Лишь натретьи сутки все же разгадал смысл значков, ужаснулся, торопливо заполнил листыдо конца, осторожно попил воды из баклажки...

...И мир перевернулся снова. Теперь знаки на пергаменте показалисьстранными и непонятными, хотя узнавал свою руку, а вода в подземелье показаласьболее страшной, чем мертвая вода подземного мира.

Остаток дня раздумывал, как поступить, но когда от жаждыначало мутиться в голове, а воду из подземного озера пить не решался, онвсе-таки выбрался наверх, а гору раздробил и обрушил, навсегда уничтоживосновной источник.

Теперь в мешке за спиной бесценные записи, смысл которых ещепонять бы. Возможно, там величайшие тайны бытия, а возможно, всего лишьперечисление древних царей, их походов и восхваление нелепых подвигов. Правда,зачем бы он тогда записывал, на него не похоже...

С пугающим холодком пришло осознание, что на воду древнихпонадеялся чересчур. Не Таргитай же, а трезвый волхв! Должен понимать, что влучшем случае получит половину, а то и треть от ожидаемого. А этот случай явноне лучший...

— Еды, — прохрипел он. — Любой! Пусть даже со столабедняка... За всех, черт бы вас побрал...

Тупо смотрел на камни, где ничего не появлялось,спохватился, начал вспоминать заклятия. С пятого или шестого раза в двух шагахзатрещало, возник нелепый в продуваемых всеми ветрами камнях ажурный столик срезными ножками, сверкающие блюда с жареной птицей, ломтями жареного мяса...

Он сглотнул слюну, как зверь, едва не опрокинул, хваталобеими руками еще горячие тушки, разрывал, обжигая пальцы, жадно вгрызался,глотал куски мяса как волк и, лишь ощутив тяжесть в желудке, начал есть какизголодавшийся человек: быстро, жадно и много.

Когда утолил голод, начал есть просто в угоду аппетиту:очень уж все вкусно, нежно, сдобрено жгучими травами, острой солью. И лишькогда еще позже начал есть в запас, что привычно для любого охотника, которыйсутками бегает по дебрям, некогда развести костер, то спохватился, снедоумением и стыдом посмотрел на пустой стол, где, казалось, пировала голоднаяорда степняков.

— Кой черт, — вырвалось у него невольно, — мне-то зачемнаедаться впрок?

Из десяти листков девять оказались все еще непрочитанными.Возможно, это в самом деле записи о походах, завоеваниях, перечнях убитыхврагов и сокрушенных народов. На прочтенном, правда, отыскал крохотноезаклятие, а когда сумел повторить, путаясь в жестах и шипящих звуках, в пещеревозникло широкое мерцающее в полумраке зеркало. От его серебристого светапосветлело даже под сводами, Олег с удивлением увидел там целые гроздья летучихмышей. Все висели вниз головами и смотрели на него красными, как угольки,глазами.

В светящейся поверхности двигались смутные тени. С правойстороны возникло красное пятно, а когда он сосредоточился, рассмотрел горящиедома. Чем больше всматривался, чем яснее и резче становились образы,возникающие картины.

Он смотрел, смотрел, смотрел...

От зеркала он оторвался, когда в голове послышалсяпредостерегающий звон. В глазах потемнело, видел только пугающую черноту, аредкие звездочки гасли...

Все страны, все народы, племена и земли — клубок кровавыхраздоров, противоречий, разделов и переделов, захватов земель и власти,свержения сыновьями отцов, братьями братьев, убийств, грабежей, засухи инедородов, великих и бессмысленных подвигов, трусости и предательства, роскошии нищеты.

Из-за края приходили степные неведомые народы, какнаводнение выплескивались на цветущие нивы, оставляя после себя только пепел даразжиревших воронов. Деревья срублены, дома сожжены, колодцы засыпаны, а кто неубит — уведен в рабство. Но если кочевники оставались на захваченных землях, топревращались в господ и настолько быстро жирели и забывали, с какого концабраться за оружие, что уже внуки становились жертвой новой волны свирепыхкочевников, что появлялись внезапно, жгли, разрушали, убивали, оставляя послесебя безжизненную пустыню.

И снова. И снова. И снова.

Как положить этому конец? Это для Мрака разве интересно, даи то вряд ли, еще Таргитаю для песен: скачки на диких конях через ночь,схватки, вопли раненых, тайные подземелья, прыжки с высоких башен, спальнипринцесс, победа в схватке, могучий удар топора, звон мечей, ликующие крики,пир победы... и так всю жизнь, из поколения в поколение, из века в век? И нестьтому числа?

Боровик когда-то был самым удачливым охотником. Он забиралсяв лесные дебри дальше всех, приносил богатую добычу, добывал меха и шкуры, и,если бы не огромная родня, которую надо кормить, жил бы безбедно.

Однажды по первому снегу он собрался на охоту и подошел кстолбу Велеса с просьбой, чтобы тот сумел сохранить его сапоги до весны, когдапереобуется во что-нибудь полегче. Едва вошел с мужиками в лес, как одно подгнившеедерево внезапно обрушилось, задело суком, едва не сломав спину. Его увезли нарозвальнях, думали, помрет. Нет, выжил, но не вставал с ложа всю зиму. Лишь вконце кое-как оправился, стал выходить на улицу, как раз наступила весна.

Подошел к столбу Велеса, сказал с упреком:

— Какой ты скотий бог? Ты сам скотина!

Волхв, который следил за неугасающим огнем, сказал сурово:

— Не гневи бога. Он выполнил твою просьбу. Что ты хочешь,косноязычный, не умеющий излагать свои желания?