герцога Леопольда. Я вздохнул. Да, это австрийский выскочка и надутый пузырь, но он вполне может оказаться опасным врагом. Однако переубедить Ричарда я не мог; пытаться делать это и дальше было бы глупо.

Разозленный король не замечал меня, пока мы направлялись за Беренгарией и Джоанной. Но вскоре к нему вернулось хорошее настроение. Подобно грозе, приносимой и уносимой ветром, гнев на его лице уступил место выражению радости и довольства. Когда он заговорил, то не вспомнил о недавней размолвке — так всегда бывало с Ричардом.

Беренгария была счастлива. Ее вдохновляли встреча с королем и переезд в город. Купаясь в ее внимании, он отвлекся, и это позволило мне подобраться к Джоанне. Сопровождавшие ее дамы были слишком заняты, делая вид, что не замечают внимания замыкавших процессию жандармов.

Когда я приблизился, она бросила на меня укоризненный взгляд:

— Руфус.

Тон ее был холодным. Сердце у меня упало.

— Госпожа.

— С тобой все хорошо?

Я хотел ответить утвердительно, но вместо этого выпалил:

— Нет, госпожа, если честно.

Она вскинула бровь — от этой ее соблазнительной манеры меня охватила истома.

— Не ранен ли ты в последнем бою? Мне об этом не известно, ведь мы так редко видимся.

Немного впереди нас Ричард по-прежнему склонялся к Беренгарии, шептавшей что-то ему на ухо. Я быстро обернулся, желая убедиться, что никто из придворных дам не подслушивает.

— Госпожа, каждый час, проведенный в разлуке, с той последней ночи, ранит меня больнее стрелы.

Она впилась в меня глазами, но не сказала ни слова. Отчаянно желая, чтобы мне поверили, я наскоро поведал о случае с Фиц-Алдельмом.

— Вы знаете его не так хорошо, как я, госпожа, — заключил я. — Это мой давний враг. Человек, лишенный совести, который с удовольствием замарает ваше доброе имя, лишь бы навредить мне. Я не мог подвергать вас такой опасности, как не мог доверить подробности письму. Я пытался не раз, но не мог улучить минуты, когда мы были вместе, чтобы все объяснить. Прошу простить меня за боль, которую я причинил вам. Я поступал так из лучших побуждений, только из стремления защитить вас. Говорить с вами сейчас… — С трудом проглотив подступивший к горлу ком, я добавил: — Это все для меня.

— Руфус…

Она потянулась и коснулась моей руки. Это недолгое движение было красноречивее тысячи слов.

— Госпожа, — с чувством промолвил я.

— Я понимаю, что у тебя были серьезные причины. Ты поступил правильно.

— Вы простите меня?

— Тут нечего прощать, Руфус.

Сердце мое возликовало.

— Этот Фиц-Алдельм… Его зовут Робертом, если не ошибаюсь? — Я кивнул. — Неужели с ним ничего нельзя поделать?

Голос ее звучал сердито.

— Король высоко ценит его, госпожа. — Я хотел упомянуть о его попытках убить меня в Шиноне и в Шатору, а также о своих давних сомнениях в его преданности, но не стал. Если Джоанна, вступившись за меня, скажет что-нибудь Ричарду, это ударит по мне. Нужны доказательства. — Я голову сломал за все эти годы, но без толку.

— Давай поищем решение вместе: ты и я.

— Одно-то решение есть, — сказал я осторожно, словно человек, ступающий на потрескивающий под его весом лед.

— Поделись.

Я колебался, страшась озвучить ей столь безжалостное намерение.

— Руфус!

В голосе ее безошибочно угадывалась повелительная нотка.

— Его можно убрать, — пробормотал я, убеждая себя, но сам не веря, что готов хладнокровно убить Фиц-Алдельма, не терзаясь чувством вины.

— Убрать? Иначе говоря, убить?

Я не ответил.

— Говори.

Теперь в ее голосе зазвучал металл.

Она воистину сестра Ричарда, подумалось мне. Не желая и дальше казнить себя, произнося слова, я кивнул.

Ее взгляд был уничтожающим.

— Я удивлена, если не сказать разочарована, слыша подобные заявления. Руфус, такой поступок ниже тебя. Это недостойно рыцаря, более того, трусливо.

Уязвленный, я едва не выпалил, что Фиц-Алдельм уже пытался убить меня, дважды. Но, испугавшись, что Джоанна примет это за выдумку, призванную оправдать мои недобрые намерения, прикусил язык.

— Он и сам далеко не образец рыцарства.

— Фиц-Алдельм совершил низкие и злые поступки, но их нельзя сравнивать с подлым убийством.

Если бы ты только знала… Не сделай я тогда в Шиноне шаг по направлению к Рису, стрела Фиц-Алдельма размозжила бы мне череп.

— Обещай, Руфус, что не станешь причинять ему вреда.

— Госпожа, он бессовестный негодяй, — возразил я. — Вам не все про него известно…

— Руфус, пожалуйста! — Она коснулась моей руки. — Я не хочу, чтобы ты обесчестил себя. Мы найдем способ управиться с ним.

Призыв в ее глазах, да и просто близость той, кого я так любил и желал, подействовали на меня.

— Ну хорошо, — сказал я.

— Пообещай! — потребовала она.

Ругая себя за то, что открыл или слишком мало, или слишком много, все еще переживая насчет зла, которое мог причинить нам этот мерзавец, но втайне радуясь, что мне не придется брать на душу убийство Фиц-Алдельма, я исполнил ее просьбу.

Джоанна одарила меня головокружительной улыбкой.

— Тем временем препятствие, которое нельзя убрать, следует обойти.

— Госпожа?

Я в замешательстве посмотрел на нее.

— Город, Руфус, — промолвила она, указывая на узкую улицу, уходившую из-под большой арки ворот, через которую нам предстояло проехать. — Если встречи в моих покоях или твоем жилище небезопасны, нам следует найти другое место.

Сообразив, я просиял; радость наполнила мое сердце.

Акра была первым городом, который мне довелось повидать в Утремере. Весь каменный, с плоскими крышами, он напоминал Мессину, но жили здесь более скученно. Шумные улочки пестрели базарами, лавками и лотками разных сортов и оттенков. В изобилии встречались бани. Дома терпимости, они же бордели, которыми славилась Акра, снова открыли двери и, судя по толпам солдат в дверях, процветали.

Эти заведения прямо-таки бросались в глаза. Проезжая мимо особенно длинной очереди, мы увидели выглядывавшую из окна девушку в тончайшем полупрозрачном одеянии, увешанную золотыми серьгами и серебряными браслетами. Король отпустил, надо полагать, забавное замечание — Беренгария захихикала, закрыв рот ладошкой. Я шутливо заметил, обращаясь к Джоанне, что затянувшееся воздержание воинов было вынужденным и вот он, итог.

Вместо того чтобы вежливо улыбнуться, она ответила тихонько, что ее воздержание, которому она предавалась в последнее время, тоже происходило помимо ее воли.

Как вспыхнули мои щеки! Как разгорелся мой пыл!

— Вижу, ты ерзаешь в седле, Руфус, — заметила она хриплым голосом.

— Я бы все на свете отдал, чтобы оказаться с тобой наедине, — прошептал я.

— Предвкушение этого наполняет меня удовольствием. Давай постараемся, чтобы это случилось поскорее.

Голова моя шла кругом от сладких грез, пока мы направлялись к цитадели, примыкавшей к северной стене Акры.

Добравшись до нее, мы проехали через