Она обвила руками мою талию и посмотрела мне в глаза:

— Здесь чудесно, Фердия. Хватит тратить время, неси меня на постель.

Я повиновался.

Глава 19

Прошло два дня, прочно осевших в моей памяти благодаря свиданию с Джоанной, назначенному на двадцать второе, после полудня. Уловка с переодеванием в служанку и ускользанием из цитадели была, возможно, несколько недостойной, но работала безупречно. Никто, кроме ее придворных дам, ни о чем не догадывался: Беренгария смирилась с привычкой Джоанны вздремнуть после обеда, а король был занят как никогда, готовя войско к походу на юг. Фиц-Алдельм, уверившись, что Джоанна вне моей досягаемости, и, лишенный возможности следить за происходящим в цитадели, прекратил слежку.

В те часы, что я проводил с ней, я чувствовал себя в раю, да простит меня Господь за кощунство. Я мог думать только о нашей встрече на следующий день, двадцать третьего.

Рано поутру, прежде чем жара стала невыносимой, я и король были на рыцарском дворе, как мы его прозвали. Присутствовали еще с десяток придворных, включая де Шовиньи, де Бетюна, Фиц-Алдельма и де Гюнесса. Пришел также Ги де Лузиньян с братьями, Жоффруа и Амори. Беренгария, Джоанна и Беатриса наблюдали с балкона; я то и дело украдкой поглядывал туда, надеясь, что мои враги этого не замечают.

В полном вооружении, на боевых скакунах, мы по очереди взбирались и спускались по лестнице, увиденной мной в день прихода в цитадель. Сперва это казалось странным. Поммерс поначалу упирался, как и другие кони, но потом поддался уговорам. Я и сам почувствовал себя увереннее — и вскоре убедил жеребца подняться на следующий уровень. Король же без раздумий гнал Фовеля вверх по ступеням. Я же, как ни хотелось мне впечатлить Джоанну, на такое безрассудство был не способен. И надеялся, что не упаду в ее глазах по этой причине.

Когда король во второй раз с ходу взлетел наверх, у меня сердце ушло в пятки, но я радостно закричал вместе с остальными. Хотя сказал «с остальными», Беренгария к ликованию не присоединилась. Бледная от страха, она говорила что-то Джоанне. Мне стало любопытно, что потом королева скажет Ричарду, хотя, конечно, это едва ли могло что-нибудь изменить. Король всегда поступал по-своему и сейчас, сойдя с коня и сняв шлем, улыбался от уха до уха.

— Божьи ноги, как здорово! — бросил он мне. — Если бы внизу выстроились в ряд сарацины, они кинулись бы врассыпную, как воробьи от кошки.

— Без сомнений, сир. Вам не кажется, что опасно спускаться так быстро? Если конь споткнется…

Ричард пренебрежительно отмахнулся:

— Не споткнется. Отстань ты со своим нытьем, Руфус! Филип, подай вина!

Филип подал ему полный до краев кубок, а я отказался от угощения. Мне хотелось быть совершенно трезвым при встрече с Джоанной.

Минуту спустя наше внимание привлекло появление жандарма. То был не кто иной, как де Дрюн, доложивший о приходе Генриха Блуаского, графа Шампани. Я встречался с ним в Нонанкуре в марте прошлого года. Приятный молодой человек, любимец Ричарда, он вынужден был после приезда французского короля проводить большую часть времени при дворе Филиппа, но частенько навещал и наш. Обладавший недюжинной отвагой, Генрих год пробыл под Акрой и не раз ходил приступом на город.

Когда Генрих вышел во двор, Ричард с улыбкой подозвал его.

— Видел ту лестницу, племянник? Ее сделали нарочно для того, чтобы рыцари могли обучать коней. Хочешь попробовать? Могу одолжить моего скакуна.

— Я бы с великим удовольствием, дядя, но в другой раз, — с поклоном ответил граф. — У меня дурные новости.

— Говори, — произнес король, чью веселость как рукой сняло.

— Филипп решил вернуться во Францию.

Раздался рев. В воздух взметнулись мечи. Рыцари кричали, встревоженные кони били копытами, высекая из булыжников мостовой искры. Беренгария на балконе прижала ладонь ко рту. Беатриса, похоже, спрашивала у Джоанны, в чем дело.

— Новость не самая приятная, но не такая уж неожиданная. — Король держался спокойнее большинства из нас. — Прошу, продолжай.

— Король утверждает, что со взятием Акры его клятва принять Крест исполнена, сир.

— Он забыл, что Иерусалим, священнейший из городов, остается в руках сарацин?

— Про Иерусалим он не сказал своим сеньорам и вассалам ни слова.

— Да, это ему не с руки, — сухо заметил король. — Какие еще доводы он привел?

— Его лекари советуют покинуть Утремер, чтобы не вредить здоровью. Филипп говорит, что один раз уже переболел, а бродящие по нашему лагерю хвори поражают всех, не глядя на титулы.

— Но я-то стою здесь, хотя был к смерти ближе его. А он собирается бежать, спасая свою шкуру, как наказанный щенок, — отрезал Ричард. — К тому же я не доверяю его врачам. За сотню безантов эти пройдохи чего хочешь наплетут.

Генрих неловко переминался.

— Прости, племянник, — сказал король, заметив это. — Ты всего лишь посланец. Я благодарен тебе. Скажи, намерен ли ты соблюсти свой обет? Или тоже утратил надежду взять Иерусалим?

— Нет, сир, — ответил Генрих, распрямив плечи. — Когда Филипп отплывет домой, меня с ним не будет.

Ричард удовлетворенно кивнул.

— Расскажи о Гуго Бургундском, этом мужлане де Барре и прочих: они тоже исполнят клятву?

— Граф Петр Неверский — единственный из крупных сеньоров, кто заявил о желании уехать с Филиппом. Прочие намерены остаться с войском, которое возглавит герцог Гуго, — сказал Генрих, явно гордясь своими соотечественниками.

— Ха! — воскликнул Ричард. — Сложно представить более явное осуждение поступков Капета.

Я согласился всей душой. Посмотрев на де Бетюна, я понял, что он придерживается того же мнения. Фиц-Алдельм стоял с расчетливым видом, и мне стало любопытно, что за мысли бродят у него в голове.

— Когда об этих настроениях стало известно, Филипп не заколебался? — спросил король.

— Он не обрадовался, сир. Я бы даже сказал, разъярился. Но его соратники стояли на своем, и ему ничего не удалось сделать.

— Как ни крути, мое мнение тоже ничего не изменит, но так просто я этого не спущу. — Ричард послал воздушный поцелуй Беренгарии. — Скоро вернусь.

Я бросил взгляд на Джоанну и взмолился, чтобы король не ошибся в расчетах. При всей важности нашего дела, свидание значило для меня куда больше.

— Готов сунуть голову в логово льва, Руфус?

Кольчужный кулак ткнул меня в плечо. Несмотря на броню, было больно.

Не стоило и пытаться переубеждать короля — воспоминания о его былых ссорах с Филиппом и совсем недавней перепалке с Леопольдом Австрийским были свежи в памяти. Поэтому я только кивнул и улыбнулся.

Пока мы ехали к дому тамплиеров, Ричард