Поэтому я взял распространенный пример (не свой), как легализовать каннибализм при помощи технологии Овертона. В интернете по запросу «окно Овертона каннибализм» вы найдете миллион статей на эту тему, где подробно рассматривается, как это делается. Я дам вам этот пример и акцентирую внимание на тех вещах, о которых никто вам не расскажет. Итак, поехали! Как же легализовать каннибализм при помощи технологии Овертона?

Этап первый – неприемлемость. Категорическая неприемлемость: о том, что люди едят друг друга, в нашем современном цивилизованном обществе, по крайней мере в Европе и Америке, слышать даже не хотят. Это уголовно наказуемо. Сейчас, если любой политик скажет, что это надо узаконить, – он станет политическим трупом. Но первое, что нужно сделать для запуска окна Овертона, после чего, скажу, забегая вперед, его движение становится практически необратимым, – это начать обсуждать эту проблему. Пусть и в негативном ключе. О ней надо просто постоянно говорить. Иными словами, мы включаем такой тумблер, как «гласность». Есть цензура – противоположная сторона гласности, когда есть запрет на обсуждение темы – табу, и есть гласность, когда пусть и в негативном ключе, но мы об этом говорим и это постоянно на слуху.

Начиная с момента снятия табу на обсуждение проблемы каннибализма, запускается движение окна Овертона: мы повернули ручку газовой плиты на самый малый огонь. Почему так произошло? Привет, когнитивные искажения – наши патроны.

Первое, это якорь. Когда человек через 10, 20, 30 лет будет встречаться с этим, в голове у него уже будет установлен якорь, что эта информация есть, это явление очень плохое, конечно, но есть. Оно существует, раз о нем говорят! Человек будет так думать, даже если бы этого явления и не существовало вовсе. Это означает, что мы можем продвинуть какие-то идеи, которых в обществе изначально не было вообще, а если и были, то ничтожны и единичны.

Мы включаем тумблер гласности и когнитивное искажение «эвристику доступности», главу о которой (я надеюсь) вы внимательно прочитали. Напомню: о чем чаще всего говорят, то чаще всего и встречается. Это может быть совершенно не так, но если человек часто об этом слышит, значит, по мнению его обезьяны, оно чаще всего в обществе и случается.

Если какому-нибудь обывателю задать вопрос, среди кого выше процент разводов – голливудских звезд или обычных людей, – то, скорее всего, он ответит: «Ну конечно же, среди голливудских звезд, там сплошные скандалы, все друг с другом спят, трахаются, как кролики, просто ужас и падение нравов». Но по статистике – нет. Просто все обсуждают голливудских звезд, и поэтому кажется, что разводов и измен там гораздо больше, а на самом деле там все так же, как и в обычном обществе, жизнь людей которого не освещается. Но из-за эвристики доступности нам кажется, что среди звезд разводов гораздо больше.

Итак, мы запустили процесс гласности и начали обсуждать каннибализм. Мы об этом говорим, пока что еще обсуждаем, что это совершенно неприемлемо, ужасно, кошмарно, однако механизм эвристики доступности и якорения уже запущен. Дальше поворачиваем ручку газовой плиты на циферку 2, повышаем температуру воды в кастрюле с нашей лягушкой и переходим к следующему окну.

Второй этап – появление игрока ва-банк. Раз уж мы сняли табу с обсуждения, но идет оно пока в негативном ключе, нам нужны те самые игроки, о которых писал Нассим Талеб, – политические аутсайдеры, которым нечего терять. Они не могут заработать очки ни в одной из своих программ, они практически политические трупы. И нам как раз таки и нужны такие политические экстремисты, политические клоуны, которые идут ва-банк: либо пан, либо пропал.

Они заявляют о том, что каннибализм существует и что они будут бороться за права каннибалов! Необходимо организовать митинг, об этом нужно говорить. Разумеется, общество начинает их рвать на части, но эти политические трупы работают по принципу черного лебедя – именно поэтому я упомянул Нассима Талеба[16]. Вероятность того, что это выстрелит, для такого политического лидера очень мала, но если выстрелит, то он войдет в историю как человек, который легализовал что-то эпохальное, защитил права, был борцом. А если не выстрелит, то и терять ему особо нечего.

Такие политические экстремисты будут продвигать нашу идею, используя свои политические механизмы, технологии, связи в СМИ, и будут освещать эту проблему. Говорить, что где-то уже собрались люди, которые требуют, чтобы их права защитили и как политики они должны защищать их права. Итак: мы передвинули это окно с абсолютно неприемлемого до политического радикализма. Это ультрарадикальные взгляды некоторых политиков, но это уже общественное движение, не миф, не анекдоты, не слухи. Это уже политическое движение. Пусть даже и отчасти экстремистское, но не запрещенное, потому что никто никого не взрывает и не уничтожает.

Что делают эти политические лидеры? Начинают выискивать в Библии или где-то еще то, что может оказать влияние и поддержать идею каннибализма. Библейские или исторические сюжеты, и желательно известные. Почему я говорю о Библии? Концепция должна быть известная, уважаемая. Привет, глава об авторитетах – еще один возможный патрон в барабане окна Овертона.

Одно дело, когда мы говорим, что какой-то Вася Пупкин собрал митинг – вот придурок-то, людей жрать собирается! Другое дело, когда апеллируют к библейскому сюжету или какому-нибудь авторитетному источнику.

Третий этап – новояз, приемлемость. Следующим этапом будет решающий демарш. Необходимо полностью уничтожить понятие «каннибализм». Вспомним роман Джорджа Оруэлла «1984», который я всем советую прочитать, и понятие новояза.

Приведу цитату из диалога специалиста по новоязу с главным героем.

Что это такое и в чем смысл новояза в вымышленной Океании? Почему нельзя пользоваться старым языком? Смысл новояза в том, чтобы убрать из лексикона слова, которыми можно было бы выразить недовольство Большим Братом, режимом и так далее. Нет слова, обозначающего что-то, соответственно, нет идеи – ее нельзя выразить, ее надо заново придумать. С течением времени люди из поколения в поколение будут обладать все меньшим и меньшим сознанием. Не будет слов, с помощью которых можно выразить и детерминировать то, что под запретом. А из новояза все слова, которые могли бы привести к инакомыслию, полностью исключались.