реплаи? Это форма символической работы на уровне репрезентации или же материальная, социальная деятельность? Или и то, и другое? Внутренняя невозможность различить координацию, мобилизацию и публичность является главным двигателем сегодняшних дебатов на тему связи социальных медиа и активизма.

Мы часто упускаем тот загадочный переломный момент, когда какая-то проблема, небольшая сеть или локальный конфликт внезапно вырастают в массовое движение. Инсайдеры могут реконструировать эти события, однако можно ли такие единичные случаи сделать основой доступного для всех стратегического знания? Организованные сети не способны разрешить эту загадку современности. Чтобы разобраться с данными вопросами организации, обычно отодвигаемыми на задний план, мой австралийский коллега и теоретик медиа Нед Росситер в 2005 году как раз и предложил использовать концепт оргнетов. За счет этого понятия предполагается преодолеть ограниченный статус субъекта-как-пользователя, который существует в контексте кризиса таких традиционных институтов как политические партии, профсоюзы и конституции. Социальные медиа изолируют своих индивидуализированных пользователей, и в этом случае у тех, кто хочет что-то изменить к лучшему, есть только индивидуализированные опции. Оргнеты – это возможный ответ корпоративным стратегиям интернет-гигантов, которые эксплуатируют наши слабые связи («друзья друзей моих друзей») ради увеличения охвата аудитории и пожирания все большего количества данных [317]. Как подорвать этот тренд, направленный на потребление нашей социальной жизни? Вместо того чтобы представлять социальность в виде расширяющейся вселенной возможных клиентов и союзников, оргнеты подчеркивают важность сильных связей и необходимость реальных дел. И если корпоративные социальные сети продвигают стратегию вечного гиперроста на основе шеринга и апдейтов, то оргнеты ставят во главу угла дальнейшее развитие коллаборативных платформ.

В сфере техники и софта оргнеты – это материальное оформление того, что Tiqqun называет «обязательством иметь обязательства». Активисты знают, что истина не скрыта в алгоритмах. Математические модели здесь неуместны и существуют в основном для управления. Оргнеты же, в свою очередь, призваны структурировать сегодняшние потоки данных. Такого рода идеи, которые можно сравнить с концептуальными произведениями, становятся частью титанической борьбы за планетарную сетевую архитектуру, определяющую наш век. Операционным системам необходим код; приложения, базы данных и интерфейсы сильно зависят от абстрактных концептов. Именно в этой связи возрастает роль писателей-фантастов, философов, литературных критиков и художников. Софт не является данностью, эдаким инопланетным черным ящиком, который принимает наши сигналы в открытом космосе (пусть нам иногда и кажется, что это так). Его создает гик из соседней квартиры.

Оргнеты – это предельно простой и понятный концепт: вместо дальнейшей эксплуатации слабых связей со стороны доминирующих платформ социальных медиа, они акцентируют внимание на интенсивном взаимодействии внутри ограниченной группы вовлеченных юзеров. Потенциал интернета нельзя сводить к деятельности корпоративных платформ, перепродающих наши личные данные, которые мы обмениваем на бесплатное использование. В корпоративном сценарии мы нарываемся на рейды АНБ. Оргнеты же не являются ни авангардом, ни ячейками интровертов. В понятии «оргнет» важной является этимологическая связь со словом орган. Имеется в виду не возвращение и регрессия к единому телу общества и не отсылка к шеститомнику Аристотеля «Органон» и понятию «тела-без-органов» (а также его выворачиванию наизнанку у Жижека). «Орган» оргнетов – это социо-технический девайс, с помощью которого создаются проекты, выстраиваются отношения и осуществляются интервенции. Здесь мы говорим о связи софт-культур и желаний общества. В этом отношении ключевую роль играет вопрос алгоритмической архитектуры, на который обычно не обращают внимание активисты, беззаботно берущие на вооружение коммерческие и политически скомпрометированные платформы типа Facebook, Twitter и Google+.

Мы можем в прагматичном ключе рассуждать о новом поколении софта для рабочих групп, который бы работал параллельно с издательскими и агитационными платформами, а также с теми инструментами социальных медиа, которые помогают в мобилизации. Сегодня не хватает небольших, ориентированных на конкретную задачу приложений для принятия решений, которые выглядят как чаты, а не как комплексные форумы для использования на ПК. В этой сфере господствует Google с своими программами Google+ и Writely, который, увы, превратился в Google Docs.

Я не настолько увлечен вопросом «демократии», насколько им увлечены Дэвид Гребер и другие участники американского движения Оккупай. Я бы предпочел экспериментировать не с ритуалами консенсуса, а с софтом для принятия решений, и думаю, что социальные движения должны культивировать противоречия, а не избегать их [318]. Нас не должно пока беспокоить, раскалываются ли движения, или нет: давайте помнить о том, что социально-технические инфраструктуры расширяются и улучшаются за счет разветвления. Суть также и не в очередных экспериментах с моделью единого сообщества и управления им. Оргнеты являются атрибутом нашего времени, потому что они разбираются с тем, как именно технологии «вгрызаются» в определение того, что представляет собой социальная группа. Оргнеты стремятся инициировать такой процесс определения на уровне сетей. Сети понимаются не как добровольные низовые групповые ассоциации, о чем твердила идеология 1970-х, а как господствующая форма повседневной жизни общества. Контуры оргнетов пока едва различимы, так что еще нет возможности дать ответ на, без сомнения, интересный вопрос о том, как они соотносятся друг с другом и с другими формами организации. Нам нужно лучше понять, что происходит и что может происходить на самом базовом уровне организации. Как пишет Гребер, «если есть возможность, то всегда лучше принимать решения в небольших коллективах: рабочих группах и группах единомышленников. Инициативы должны появляться снизу. Никто не должен чувствовать, что ему нужно чье-либо разрешение, даже если речь идет о включающей всех Генеральной ассамблеи. Исключение составляют те случаи, когда отсутствие такого разрешения вредило бы общему делу» [319].

Что касается предполагаемого «виталистского импульса» сетей, то здесь требуется оправданная критика. Нужно оспорить предположение, что социальные структуры возникают из ниоткуда. Нет ни эмерджентности, ни свободного становления, а есть только пробы и ошибки, целью которых является достижение критической массы, после чего будут строиться коалиции, а отдельные действия перерастут в крупномасштабное событие. Бергсонианские же метафоры подразумевают, что движения должны высвободить внутреннюю энергию, что позволит покинуть область своих желаний и присоединиться к большой движущейся толпе. В конце концов, у социальных движений лучше всего получается нас удивлять (в особенности тех, кто непосредственно в них участвует). Но, возможно, вместо простого отрицания идеи эмерджентности стоит попытаться встроить определенные политические конфигурации в исторический контекст. Мы сможем лучше понять, что могло бы сработать сегодня, если сравним это с беспокойной эпохой сорокалетней давности, золотым веком поп-культуры, социальных движений от феминизма до сквоттинга, вооруженной борьбы, деколонизации и растущей осведомленности об экологических проблемах и вопросах применения атомной энергии. Одним из важных отличий от той эпохи является сегодняшнее плачевное состояние «радужной коалиции» – лоскутного одеяла меньшинств, как говорили раньше. Вместо «групп единомышленников» сейчас