Он сидит в комнате наблюдения. Он бывает здесь гораздо чаще, чем готов признать, – шпионит за Рисой через одностороннее зеркало. Хотя, если он получил официальное разрешение, то, наверно, это не называется «шпионить»? Это называется «наблюдать». Вот.

По другую сторону стекла Риса сидит и смотрит на оставленную Робертой бумагу. Лицо девушки неподвижно, зубы стиснуты. Наконец, она берет контракт… сворачивает из него самолетик и запускает в зеркало. Кам невольно вздрагивает. Он уверен: девушка его не видит, но она смотрит в зеркало – именно в ту точку, где, не будь между ними стекла, они бы встретились взглядами. Каму кажется, что Риса видит не только сквозь стекло, но и сквозь него самого. Он не выдерживает, отворачивается.

Она ненавидит его, а он ненавидит ее ненависть. Он должен был ожидать этого, и все равно ее слова ранили его так глубоко, что ему хочется ранить ее в ответ. Но нет. Такова реакция многочисленных фрагментов его мозга – детей, которые не постеснялись бы в выражениях при малейшей провокации. Он не поддастся этим импульсам. В нем достаточно других частей, разумных и рассудительных, способных держать под контролем менее рациональные части. Надо помнить слова Роберты о том, что он, Кам, – новая модель человечества, эталон того, чем оно может и должно стать. Общество привыкнет к нему, а пройдет время – станет почитать его. Так будет и с Рисой.

В комнату входит Роберта и тихо говорит:

– Нет смысла задерживаться здесь.

– Иерихон, – отзывается Кам. – Она – стена, но она падет. Я это знаю.

Роберта улыбается ему.

– Не сомневаюсь, что ты завоюешь ее расположение. Собственно, я подозреваю, она изменит свое мнение гораздо скорее, чем ты думаешь.

Кам пытается прочитать, что скрывается за ее загадочной улыбкой, но не может.

– Кошка, съевшая канарейку, – говорит он. – Мне не нравится, когда ты что-то держишь от меня в секрете.

– Нет здесь никакого секрета, – возражает Роберта. – Просто знание человеческой природы. А теперь пойдем, пора на фотосессию.

Кам вздыхает.

– Опять?

– Предпочитаешь пресс-конференцию?

– Ножичком в глаз? Нет уж, спасибо!

Кам вынужден признать: этот способ налаживания контактов с СМИ гораздо лучше пресс-конференций и интервью. Роберта и ее единомышленники из «Граждан за прогресс» проворачивают рекламную кампанию по высшему классу. Задействовано все: уличные рекламные щиты, постеры, объявления в газетах, в Сети и так далее. Везде лишь фото, но все равно, реклама – великая сила.

Первый этап кампании включает изображения крупным планом различных частей тела Кама. Глаз; разноцветные полосы волос; звезда на лбу, составленная из секторов кожи различных оттенков… Каждая фотография снабжена загадочной фразой вроде: «Время пришло…» или «Блестящее будущее». И все – больше никаких намеков на то, что же, собственно, рекламируется. А потом, когда любопытство публики дойдет до предела, на постерах появятся его лицо, потом – тело, а потом – целый Кам.

– Мы окружим тебя ореолом тайны, – растолковывала ему Роберта во время одной из их бесед на эту тему. – Будем играть на их детском пристрастии ко всяческой экзотике, пока публика не начнет топать ногами, желая узнать больше.

– Стриптиз, – съязвил Кам.

– Ну да, вроде того. Но более возвышенная версия, – признала наставница. – Как только рекламная кампания достигнет этой точки, ты выйдешь на всеобщее обозрение, но не как диковинка, а как знаменитость. И когда, наконец, ты снизойдешь до интервью, они будут проходить на наших условиях.

– На моих, – поправил Кам.

– Да, конечно. На твоих условиях.

И сейчас, глядя на Рису сквозь одностороннее зеркало, он размышляет, что способно убедить эту девушку согласиться на его условия? Роберта говорила: он может заполучить все, чего пожелает; но как добиться, чтобы то, вернее, та, кого он желает больше всего на свете, – эта девушка, Риса, – захотела быть с ним без принуждения, по собственной воле?

– Кам, прошу тебя, пойдем. Мы опаздываем.

Кам встает, но прежде чем выйти за дверь, бросает последний взгляд через стекло на Рису, которой уже удалось забраться в постель. Она лежит на спине, вытянувшись во весь рост, и угрюмо смотрит в потолок. Потом закрывает глаза.

«Словно заколдованная принцесса, – думает Кам. – Я освобожу тебя от злых чар. Тогда у тебя не останется выбора, и ты полюбишь меня».

Инспектор, ставший пиратом, бросает все дела и едет проверить одну из самых ценных своих ловушек. К сожалению, расположена она не очень удачно – в районе, который затопляется во время ураганов. Нет ничего отвратительнее утонувшей добычи. Если не считать процесса избавления от трупа. Нельсон с удовольствием продолжил бы прочесывать страну в поисках убежищ беглецов в надежде найти в одном из них Коннора Лэсситера, но на Среднем Западе ожидается сильная буря, и стоит проверить западню.

Ловушка представляет собой кусок дренажной трубы – бетонный цилиндр пяти футов в высоту и двадцати в длину, лежащий на пустыре, куда много лет не ступала нога фермера. Таких труб здесь с десяток; валяются, заросшие травой, после того как очередной проект общественных работ… хм… вылетел в трубу. Отличное место для беглецов; к тому же в одной из труб спрятан целый склад консервов. А внутри труба покрыта сверхклейкой смолой, которая намертво прилипает и к одежде, и к коже, так что если влип в нее, не вырвешься, будто тебя зацементировали. Нельсону доставляет извращенное удовольствие думать, что он ловит беглецов, как тараканов.

Само собой, в трубе сидит мальчишка. Как муха в паутине.

– Помогите! – кричит он. – Пожалуйста, помогите мне!

Мальчишка, физиономия у него усыпана угрями, а зубы кривые и желтые от жевания табака. А может, они у него такие с рождения. Словом, экземпляр не ахти, на черном рынке дорого не продашь. Патлы сбились в колтуны от клея, хотя, как подозревает Нельсон, в чистом виде они вряд ли лучше.

– О Боже! Что с тобой случилось? – восклицает Нельсон с деланной заботливостью.

– Да тут фиговина какая-то, клей или типа того! Я в ней засел!

– Хорошо, – говорит Нельсон, – я помогу тебе. У меня в фургоне есть растворитель.

Вообще-то, растворитель у него здесь, при себе. Он делает вид, будто убегает, потом возвращается, пропитывает тряпку отвратительно пахнущей жидкостью, залезает в трубу и смачивает одежду и кожу мальчика. Понемножку тот отлепляется от трубы.

– Спасибо, мистер, – говорит мальчик. – Огромное спасибо!

Нельсон вылезает наружу и ждет, пока мальчишка, липкий, перемазанный клеем и вонючей гадостью, мерзкий, как новорожденный младенец, не подползет к выходу. Продравшись на свет божий, этот дурень начинает, наконец, соображать.