— Ты… — на этом мой словарный запас заканчивается, потому что ее губы совсем рядом, потому что мне до скрежета хочется ее поцеловать. И я целую. Сначала сжимает губы, упирается ладонями в плечи, усиливаю напор, дразня ее языком, стараюсь прикусить. При всем этом руки держу по обе стороны от ее головы, если бы хотела, улизнула, но не хочет. Где-то на тридцать пятой секунде сдается, сама просовывает свой дерзкий язык в мой рот, обнимая за шею.

Какая же она сладкая. Как же мне ее не хватает рядом с собой. К хорошему быстро привыкаешь, как и просыпаться рядом с теплым телом. Не хочу искать и вспоминать тот самый день, когда меня торкнуло от мысли, что без нее все воспринимается не так, как с ней. И лучше ей не знать, сколько раз я замирал возле двери ее спальни, борясь с желанием зайти и лечь рядом. Просто лечь, без всякого секса, обнять, прижать к груди, позволить ей закинуть на себя ноги. Что это? Раньше у меня таких порывов не было.

— Я вот думаю все же пообедать тобой, — шепчу в ее губы, прикасаясь к щеке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Еще чего! — позволяю ей себя оттолкнуть. — Я вот хочу есть. И хватит тут свои руки распускать! — шумно выдыхает, поджимает недовольно губы. Я ухмыляюсь, иду за ней следом, любуясь этими чертовыми стрелками. Вот стервочка. Посмотрим насколько хватит твоей выдержки!

* * *

Проснулась и потянулась. Блаженная улыбка даже во сне сходила с моих губ, а все потому, что мой муж как надоевший шмель кружится возле меня какой день.

Вчера моя выдержка чуть не треснула, когда Давид пришёл домой и, примостившись возле меня на диване, показал свои рисунки в блокноте. Точнее это были наброски, ещё не четкие, но я угадывала его мысль и уже предвкушала восторг публики, когда эта коллекция на бумаге увидит свет в украшениях. Ему бы работать руками, он кайфует от своего творчества, но вынужден отдать себя бумажной волоките, выставляя и продавая работы других мастеров, заводов.

Ничто так не располагает к друг другу, как открытие своих планов, своих целей и надежд. Букеты, конечно, мне тоже нравится получать от улыбающегося мужа, но услышать его мечты — дороже.

Сегодня на пары забила. Я ночью смотрела проекты ремонтов для своей квартиры, поэтому решила устроить себе внеплановый выходной. Помощь дизайнеров мне точно потребуется, а пока просто прикидывала, что хочу. Даже не верится, что у меня теперь есть свой собственный угол, на который никто не будет претендовать.

Встаю с кровати, потягиваюсь, улыбаюсь. Выхожу из комнаты, бреду на кухню и замираю на пороге. Во рту сразу много слюней, щеки пылают маками. Давид по пояс голый стоит возле кофемашины.

— Эм… А почему ты не на работе? — смотрю на часы, время десять. И муж дома? Бросаю взгляд на окно, за ним ураган не носится, катаклизмов нет.

— Доброе утро, — поворачивается, губы в той ухмылке, от которой у меня ухает совой сердце, и по прогнозам Сури вот-вот наступит повышенная влажность в шортах.

— Латте без сахара, твои любимые венские вафли уже на столе, — проходит мимо меня, окуная с головой в свой запах, я автоматом следую за ним, но тут же торможу себя. Стоп. Держи себя в руках. Однако накрытый стол на двоих меня умиляет больше, чем плюшевые медведи. Берусь за стул во главе, я привыкла именно на нем сидеть, чувствовать энергетику Давида. Это его место. И усевшись, об этом вспоминаю спустя секунду. Смотрю на мужа, он с усмешкой занимает мой стул.

— Может поменяемся?

— Зачем? Тебе нравится на нем сидеть, а мне лично все равно.

— Вот как… Тогда почему вновь не отвечаешь на мой вопрос? — пододвигаю чашку с латте, Давид намазывает тост мягким сыром, взглядом спрашивает, буду ли я. Буду, поэтому беру протянутый тост.

— Решил устроить себе выходной. Раз ты дома, чем займёмся?

На языке вертится пошлое предложение, но прикусываю щеку. Чем я планировала заняться? Откровенно говоря, ничем.

— Нарисуешь меня? Голой, — давится, кашляет себе в кулак, а я с хитринкой смотрю на него. Если думала, что будет минуту сидеть в шоке, то ошиблась.

— У меня есть идея, раздевайся! — приказывает и резко встает. Ого, вот это его щелкает.

— Что? Прям сейчас? Я ещё не позавтракала!!!

— Завтракай, я пока приготовлюсь.

— К чему? — мысли совсем не в ту степь несутся, а глаза во всю глазеют на задницу Давида, обтянутой мягким трикотажем. Он не отвечает. Торопливо доедаю тост, допиваю латте, несусь в спальню.

Чем закончится наше рисование, гадать нечего. Я хочу, я жажду, я скучаю, я предвкушаю. Потом можно найти причину подуться, вновь поиграть в молчанку, но сейчас хочу своего мужа до дрожи в коленках, до оживших бабочек в животе.

— И что ты предлагаешь? — появляюсь в гостиной, нервно теребя пальцы.

— Ты ещё не разделась? — от его взгляда мне жарко, я, наверное, температурю. Медленно, стараясь не спешить, снимаю майку, потом шорты. Из упрямства не прикрываюсь руками.

— Иди ко мне, — все, кайфую от его низкого голоса, от хрипотцы. Я уже готова пасть к его ногам, умолять, просить, самой отдавать и отдавать. Заставляю себя задрать гордо голову, плавной походкой подойти к Давиду. В его руках футляр.

— Насколько я помню, спор проиграла я, а не ты, — а у самой сердце от радости заходится в ритме танго, от мысли, что Давид все же сделал для меня набор украшений. И когда откинул крышку, не сумела сдержать восхищенный возглас.

— Когда ты успел? — пальцы подрагивают, хочу и боюсь прикасаться к прозрачным камням.

— Это называется, когда жена не даёт секса, надо куда-то энергию направлять.

— Очень удачно направил, — у меня перехватывает дыхание, когда Давид берет в руки подвеску, обойдя меня, собирает мои волосы и перекидывает их на одно плечо.

— Я все время думал о тебе, когда фантазировал этот кулон. Мне хотелось, чтобы он полностью ассоциировался с тобой. Ты как солнце, а я всего лишь планета, — от шепота, от слов, от прикосновения украшения к обнажённой коже покрываюсь мурашками. Целует за ушком, отстраняется, вздох разочарования вырывается против моей слабой воли.

— Ты будешь меня рисовать, как Джек из "Титаника"?