Хуханье отправил в Китай посланника с сообщением, что повелитель гуннов давно желал снова посетить Поднебесную империю, но не решался сделать это, пока был жив Чжичжи, который мог в любой момент нанести удар восточному царству гуннов. Теперь, когда эта опасность была устранена, Хуханье просил разрешения снова лично посетить двор императора.

Разрешение было с готовностью дано, но только в 33 г. до н. э. (три года спустя) Хуханье действительно отправился из своего северного дома в китайскую столицу. Вопреки всем его опасениям, вождю гуннов оказали очень теплый прием, в ходе которого Хуханье получил множество ценных подарков. Старая схема скрепления альянса матримониальными узами, несколько подзабытая в последние годы, снова была пущена в ход, и Хуханье, у которого уже было несколько гуннских жен, получил еще одну китайскую – очень красивую даму из императорского гарема.

Воодушевленный таким радушным обхождением, Хуханье вскоре после возвращения в родную Монголию отправил в Китай гонца с удивительным предложением. Предлагалось, ни больше ни меньше, чтобы гуннам, которые теперь являлись друзьями и вассалами китайцев, были переданы все дела, касающиеся охраны и защиты Великой Китайской стены, а фактически всей северной границы Поднебесной империи. Если то, о чем просят гунны, будет принято, китайцы смогут убрать все свои пограничные гарнизоны (и командующих, и солдат) и сэкономят на этом и людей, и деньги.

Как ни странно, это предложение какое-то время на полном серьезе рассматривалось ближайшими советниками императора, но в конце концов один из камергеров, хорошо знакомый с обычаями «северных варваров», высказался категорически против. В своем длинном обращении к императору он писал, что доверить защиту северной границы гуннам означало бы отдать Китай полностью во власть его прежних врагов. «Сейчас, – писал он, – гунны заявляют, что они наши верные друзья, но эти варвары известны своей переменчивостью. Что будет, если они внезапно изменят свое отношение и снова станут враждебны?»

Эти аргументы убедили императора Поднебесной отказать гуннам, но он сделал это в очень дружелюбной и дипломатичной форме. К шаньюю был отправлен чиновник высокого ранга, чтобы сообщить, что Китай считает необходимостью содержание крепостей и гарнизонов на всех своих границах не только для того, чтобы защищать их от чужеземного вторжения, но и для того, чтобы злонамеренные элементы китайского населения не вышли из-под контроля и не стали беспокоить соседей Китая, таких как его милейшие друзья гунны! Только по этой причине император не может согласиться на предложение гуннов и передать им охрану Великой стены. Хуханье сделал вид, что полностью удовлетворен этим ответом. Через два года (31 г. до н. э.) он покинул этот мир, и на том закончилась важнейшая эпоха в истории гуннской нации.

Хуханье оставил после себя огромное количество детей, и в течение семидесяти шести лет (31 г. до н. э. – 45 г. н. э.) гуннское царство управлялось тем или иным из его многочисленных сыновей. Другими словами, в течение долгого времени трон гуннов передавался не от отца к сыну, а от брата к брату. Таким способом на троне сменилось целых шесть шаньюев, чему, вероятно, нет аналогов в истории.

В течение первых сорока лет после смерти Хуханье изменения в отношениях между гуннами и Поднебесной империей были очень незначительными. Все это время гунны продолжали быть верными вассалами китайского императора. В свою очередь, китайцы тщательно следили, чтобы к гуннам относились с должным вниманием и эти варвары не вернулись к своей прежней враждебности. Дело в том, что в течение всего этого времени внутренний упадок постепенно вел к ослаблению Китая, и он не мог себе позволить вести новые активные военные действия на северных границах.

Необходимо упомянуть о двух-трех отдельных случаях дипломатических взаимодействий между Китаем и гуннами, которые имели место в течение этих четырех десятилетий. В качестве примера особой деликатности, проявленной Китаем, чтобы не задеть гуннов, можно привести отказ китайцев принять гуннского министра-перебежчика, а также его готовность принимать и развлекать шаньюев, приезжавших с государственными визитами, несмотря на то что эти визиты стоили китайцам массы хлопот и затрат.

Случай со знатным перебежчиком имел место в 28 г. до н. э., вскоре после смерти шаньюя Хуханье. Этот человек, занимавший высокий пост, был отправлен послом к китайскому двору. После того как он выполнил свою миссию и возвращался назад в Монголию в сопровождении китайского эскорта, посол внезапно остановился и заявил командиру эскорта, что больше не желает жить с гуннами и хотел бы принять подданство Поднебесной. «Если вы меня не примете, – сказал посол, – я сейчас же покончу с собой, поскольку я не смею возвращаться в свою страну».

Командир эскорта немедленно сообщил о его просьбе в столицу, чтобы государственный совет вынес решение. Несколько министров выступили за то, чтобы удовлетворить просьбу посла стать прямым подданным Китая, но два доверенных советника императора высказались категорически против.

«В прежние времена, – говорили они, – когда династия Хань только создавалась, и гунны постоянно разоряли наши северные границы, было совершенно правильно предлагать деньги и титулы тем представителям гуннской знати, которые хотели уйти от шаньюя и стать подданными императора.

Однако теперь все иначе. Шаньюй – дружественный вассал империи, добросовестно исполняющий все свои обязательства. Как мы можем по доброй воле принимать от него дань и в то же самое время предоставлять подданство неверному министру, который желает избежать справедливого суда шаньюя?

Кроме того, есть еще одна вещь, совершенно независимая от этических соображений, которую надо иметь в виду. Вся эта история может оказаться просто проверкой нашей доброй воли со стороны гуннов. Вполне вероятно, что за всей этой историей стоит сам шаньюй. Возможно, это он заставил посла вести себя таким образом, просто чтобы посмотреть, что станет делать Китай. Если мы сделаем посла нашим подданным, это даст шаньюю хороший повод разорвать дружеские отношения с нами и снова начать грабительские набеги на нашу границу».

Сын Неба последовал этому мудрому совету и отказал послу в его просьбе. Услышав об отказе, знатный гунн, вместо того чтобы совершить самоубийство, как он грозился, просто заметил: «Я был не в своем уме, когда просил об этом» – и поспешил вернуться ко двору шаньюя в Монголии. Тот факт, что его никак не наказали за эту попытку предательства и он продолжил занимать высокий пост, безусловно, укрепил подозрения китайцев в том, что вся эта история была уловкой гуннов.

Случаев, когда Китаю из дипломатических соображений приходилось развлекать шаньюев во многом против своей воли, не возникало вплоть до 3 г. до н. э. Бесспорно, правивший в 25 г. до н. э. шаньюй приезжал в Китай с государственным визитом, не вызывая никаких возражений, но затем в течение следующих двух десятилетий обилие внутренних проблем не позволяло гуннским правителям лично выражать свое почтение императору. Следовательно, когда в 3 г. до н. э. шаньюй попросил разрешения приехать в китайскую столицу, это вызвало большой переполох.

Во-первых, не успело послание шаньюя прибыть к императору (малозначимая марионетка по имени Ай-ди), как тот страшно заболел. Это пробудило суеверные страхи китайцев, и они вспомнили, что в двух предыдущих случаях за визитом гуннского шаньюя в скором времени следовала смерть императора. Казалось очевидным, что, приезжая из своего далекого холодного северного дома, шаньюй, как правило, привозит с собой неприятности.