и майор согласились с ним. Волков поднялся, прошёлся по казармам, вышел на улицу, на двор, где последняя рота получала обед. Вкусные бобы с коричневой мучной жижей и жареным салом прекрасно пахли на всю округу, но даже это не отвлекало его от мыслей. И он пришёл к выводу, что Вайзингер прав: если его люди не допустят стражу до дома, который грабят, это будет сигнал, что противоречия переросли в противостояние.

— Маски будут сброшены, — тихо произнёс барон и, несмотря на проснувшийся аппетит, подозвал к себе дежурного и приказал найти капитан Неймана.

Капитан вскоре тоже появился во дворе и, найдя глазами командира, скорым шагом приблизился к нему.

— Господин генерал.

— Капитан, я думаю, что нашёл для вас возможность проявить себя.

— Я готов. Что надобно сделать?

— Вы знаете отца Доменика? — спросил барон.

— Конечно; это же тот монах, что ходит к нам в казармы читать солдатам проповеди.

— Да-да, я как раз говорю о нём. Что вы думаете об этом попе? — генерал пристально поглядел на подчинённого.

— Думаю, что это самый лучший поп, которого я видел.

— Вот как? — Волков даже поднял брови.

— Да, его даже самые прохиндеи из солдат слушают с открытыми ртами, говорит так интересно, что я сам про всё забываю. И человек он, кажется, праведный. По такому-то холоду, — для убедительности Нейман показал на небо, с которого опять шёл холодный дождь, — в сандалиях ходит. Без чулок. А когда ему еду предложили, нашу, офицерскую, так он есть не стал, дескать, пост, из всего предложенного взял лишь хлеба. Даже от пива отказался.

— О, от пива отказался? Праведный, значит, человек? — переспросил генерал, не отводя от подчинённого внимательных глаз.

— Праведный, — подтвердил капитан. — Истинный пастор.

— Жаль, — Волков вздохнул. И тут же продолжил как ни в чём не бывало: — Завтра утром встанете пораньше, возьмёте с собой двух смелых людей и, пока не открылась его церковь, пойдёте к ней, там его дождётесь и изобьёте его палками.

— Кого? — удивлённо спросил капитан Нейман — так, как будто не говорили они перед этим об одном человеке.

— Отца Доменика, — всё с тем же спокойствием продолжал генерал. — Выберете с собой двух людей из тех, что умеют держать язык за зубами, обещайте им за дело по десять талеров.

— Отца Доменика? — всё ещё не понимал Нейман.

— Да, отца Доменика, — произнёс генерал.

Он глядел на вытянувшееся от удивления лицо подчинённого и даже немного злился на него: уж не такой ты, братец, и расторопный, не такой исполнительный, стоишь как дурень, таращишься на меня, разинув рот, и объяснений ждёшь вместо того, чтобы пойти в свою роту людей верных подобрать.

— Как же так? — наконец произнёс капитан. — Вы уж, господин генерал, не серчайте, но мы сюда вроде как пришли город от еретиков спасать, а тут на тебе — избей самого праведного попа в городе. Не пойму я чего-то. Отчего так?

Волков вздохнул. Стоило ли этому капитану объяснять всю свою затею с самого начала? Стоило ли говорить, что эта жертва придумана им, ещё когда дело было на стадии задумки, стоило ли говорить, что для жертвы не найти фигуры удачнее, чем отец Доменик — самый уважаемый пастырь города? И что Волкову и самому его жалко, но другого попа, равного по значимости этому монаху, в городе нет. В общем, ничего такого он капитану рассказывать не собирался, а лишь сказал:

— Я Рыцарь Божий, и всё, что я делаю, я делаю во славу Матери Церкви. Слушайте меня, друг мой.

— Но он же праведный человек! — ответил ему капитан, он всё ещё был удивлён.

— Верно, верно, — кивал генерал, — праведный, всего лишь праведный… А после того, как его изобьют сволочи-еретики, он сразу станет ещё и страстотерпцем. А может быть, когда-нибудь, после смерти, — и святым. Святой Доменик фёренбуржский! По-моему, звучит красиво.

— Так его еретики…, — начал было Нейман, и тут, кажется, понял. — Ах вот оно как?!

— Да, друг мой. Да, — Волков вздохнул облегчённо. Дальше всё объяснять капитану нужды уже не было. — Дела обстоят именно так.

— А сам святой отец о том знает?

— Нет, конечно, — отвечал генерал. — Ему о том знать не нужно. Вы понимаете меня, капитан?

— Понимаю, — соглашался Нейман, — только вот сильно бить я его не буду, рука не поднимается.

— Конечно, конечно, сильно бить нужды нет, но ногу, к примеру, сломайте, и ещё… Надо, чтобы крови было побольше на лице. На голове.

— Это можно сделать, — отвечал капитан, — по голове и бить сильно не нужно, там кожа сама лопается, и кровь из тех дыр ручьями хлещет. Со мной с самим такое было, как-то шлем в деле с меня сбился, и по башке пару раз попали, так вот мне хоть бы хны, а вся голова в кровище была, ребята говорили, что страшно смотреть на меня было.

— Вот, именно то, что нужно, — кивал генерал, — увечить и дух выбивать из доброго человека нет нужды, нам нужно, чтобы людишки увидели кровь на праведнике. И то зачтётся вам как дело честное, капитан, дело богоугодное, и не сомневайтесь в том. А через год-другой к отцу Доменику людишки будут со всей округи ездить и при жизни святым его величать начнут.

Кажется, Нейман поверил, он был согласен на это дело, и тогда генерал закончил:

— Сделаете — и сразу ко мне, а я уже приготовлю телегу, тряпки и одеяла, приеду и повезу его по городу, людям показывать. А пока езжайте к церкви, в которой он служит, и осмотритесь там, завтра ведь в темноте придётся работать.

* * *

Маски будут сброшены, как говорил хранитель имущества Его Высочества герцога Ребенрее. Завтра всё сделается так, что ничего вспять уже повернуть будет нельзя. Волков сел за стол один и просил принести себе солдатской, а не офицерской еды. Аппетит к генералу вернулся, теперь его не мучали размышления и сомнения — что уж тут сомневаться, денег на дело ушла целая куча, люди все наготове, осталось только… Он поднял голову, сразу нашёл глазами своего товарища и сделал ему знак: Карл, прошу вас, присоединитесь ко мне.

Брюнхвальд тут же явился