Для того чтобы увеличить свои мобилизационные возможности, Румыния весной 1916 г. снова ввела четвертые батальоны в своих полках и развернула отдельные батальоны в два. В мирное время в армии имелось 4600 сверхсрочных унтер-офицеров, 5600 офицеров, в резерве находилось 6000 офицеров. Этого, конечно, не хватало для нужд 700-тысячной армии39. После мобилизации 1916 г. численный состав армии даже превысил этот уровень, составив 19 843 офицера и 813 758 солдат40. Возможности расширения офицерского резерва были ограниченны. Как правильно отмечал обозреватель «Таймс»: «Круг образованных людей в Румынии очень узок, и было невозможно увеличить размер военных кадров почти вдвое по сравнению с предшествующим периодом без того, чтобы значительно понизить уровень качества»41.

В боях осени быстро была доказана правота оценки Хаммерштейна. Обычной картиной в Трансильвании и Карпатах в конце ноября – начале декабря 1916 г. был или одинокий румынский солдат, идущий в плен вдоль дороги без всякой охраны, или румынские пленные, сопровождающие немецких раненых на перевязку42. Врач немецкого госпиталя отметил в своем дневнике 17 ноября 1916 г.: «В девять часов появились (перед перевязочным пунктом Красного Креста. – А. О.) тринадцать румын под руководством раввина, в руке которого был белый флаг; они потребовали для переговоров венгерского капитана и сдались по всей форме. Церемония носила несколько театральный характер, к которому венгры, как и румыны, инстинктивно предрасположены более нас (то есть немцев. – А. О.)»43. Роммель описывает случай, когда в боях под Гагешти в начале января 1917 г. целая румынская рота сдалась в плен нескольким немецким военнослужащим во главе с ним, несмотря на приказы своих офицеров открыть огонь, подкрепленные побоями44. При начале боевых действий бывали случаи, когда румынские части отступали в результате незначительного артиллерийского обстрела, пехота не была приучена окапываться, почти не было полевых телефонов и вообще – колючей проволоки, офицерский состав не был знаком с условиями современной войны и настроен на небольшую победоносную прогулку по образцу Второй Балканской войны45.

Общий план обороны Румынии был выработан в 1882 г. бельгийским фортификатором генералом А. Бриальмоном и был направлен против России. Укреплялись позиции по линии река Серет – Галац – Черноводы, то есть между Трансильванскими Альпами и петлей Дуная. Там на протяженности в 80 верст были размещены 362 броневые установки для 37-мм скорострельных орудий, 138 скрывающихся броневых установок для 53-мм скорострельных орудий, 98 броневых лафетов для 120-мм пушек и гаубиц. Центральной частью обороны была крепость Бухарест, которую окружали 18 фортов и 18 броневых промежуточных укреплений. Окружность в 75 км была покрыта 1200 броневыми башнями. После присоединения так называемой «новой Добруджи» в результате Второй Балканской войны румыны начали активно укреплять Силистрию и Туртукай, нацеленные против Болгарии. Туда начали перебрасывать большое количество артиллерии с Серетской линии и из Фокшанского лагеря46. Итак, долговременные румынские укрепления были частично направлены против будущего союзника – России – или не полностью готовы. Примерно половина артиллерийского парка страны – 1300 орудий – была представлена устаревшими системами, но 760 орудий были вполне современными, немецкого, английского и французского производства47.

Качество командного состава, особенно генералитета, в массе своей получившего образование в Германии, было невысоким. Крайне низко оценил способности румынского генералитета полковник Самойло, офицер разведки, отвечавший в Ставке за австро-венгерское и румынское направление и посетивший Бухарест в 1915 г.48 Самойло вообще с пессимизмом смотрел на перспективы сотрудничества с Румынией. В начале 1915 г. он объехал занятую русскими войсками Буковину с целью определения возможной русско-румынской границы в будущем. Его выводы, кстати, поддержанные и генерал-квартирмейстером Ставки Ю. Н. Даниловым, были однозначны – делиться с румынами не имеет смысла, и вся Буковина должна быть присоединенной к России49. Теперь он имел возможность убедиться в правоте своей позиции.

В конце 1914 – начале 1915 г. в Бухаресте не чувствовалось никакой воинственности, город производил впечатление шумной и веселой ярмарки. Оценка, данная Самойло, разделялась и представителями русского дипломатического корпуса: «Самый боевой дух румынской армии едва ли внушал к себе полное доверие в самой стране. Мечта о Трансильвании представлялась, конечно, очень заманчивой, однако политических деятелей Румынии брало раздумие»50. Нокс отмечал: «Вероятно, симпатии высшего состава армии принадлежат Германии. Сейчас (весной 1914 г. – А. О.) в Санкт-Петербурге 50 болгарских и значительное количество сербских и черногорских офицеров получают высшее образование в различных военных академиях. Ни один румынский офицер не прибыл в Россию, и считается, что их посылают исключительно в Германию»51.

Эти предположения британского военного атташе подтвердились во время войны. Тирпиц, например, в начале 1915 г. дает следующий пример проявления симпатий румынских военных: «Один румынский офицер, получивший образование у нас, прислал письмо, в котором шлет привет своим старым товарищам и добавляет, что часто выступал в пользу Германии, но ничего не добился, и через пару недель начнется война с Австрией…»52 Война началась гораздо позже, но симпатии никуда не исчезли, что, естественно, сказалось и во время боевых действий. Воевавший в это время в Румынии А. М. Василевский вспоминал: «Не раз приходилось сражаться бок о бок с новыми союзниками, и мы вдоволь насмотрелись на бытовавшие у них в армии и возмущавшие нас беспорядки. Среди румын росла германофильская пропаганда, и к нам они относились не очень-то дружелюбно. Ряд высокопоставленных румынских военнослужащих перешел на сторону противника»53.

3 апреля 1916 г. при разговоре с Н. А. Базили Алексеев снова затронул румынский вопрос. Базили сообщал: «Выступление Румынии на предлагаемых ею условиях начальник штаба считает для нас “тяжелее, чем войну с нею”»54. К этому времени в самых общих чертах был уже закончен румынский план войны против Австро-Венгрии – план «Z» (окончательно это было сделано в середине июля 1916 г.). Он предполагал разделение армии по двум направлениям – австрийскому и болгарскому, главным из которых было первое. Именно здесь предполагалось сосредоточить 80 % румынской полевой армии – 420 324 человека и через 30 дней после начала мобилизации начать широкомасштабное вторжение в Трансильванию, где находилось около 34 тыс. австрийцев, и после занятия провинции начать движение на Будапешт. 142 523 человека, то есть 20 % армии должно было остаться на границе с Болгарией, из них 71 815 человек – в Добрудже и в районе Силистрии, и еще около 70 тыс. человек – по Дунаю. Румынам не нравилась перспектива столкновения по фронту длиной около 1400 км, и они очень хотели или избежать его вообще, или решить проблему прикрытия Добруджи за счет русской поддержки55. Подробности румынских расчетов были неизвестны, хотя, впрочем, в них и не особенно нуждались ни будущие союзники, ни будущие противники Бухареста.

Под предлогом экономии ресурсов Алексеев не хотел отправлять значительные силы в Добруджу для прикрытия тыла румынской армии. Кроме того, его не устраивал план действий румынского генерального штаба. С удивительной точностью Алексеев предсказал ход событий в случае реализации румынских предложений: «Румыны подвинут все свои силы в Трансильванию, согласно плану румынского штаба, и нельзя быть уверенным, что австро-германцам не удастся использовать увлечение румын наступательными операциями в землях, составляющих предмет их национальных вожделений, для того чтобы обойти главные силы румынской армии и либо зайти в тыл нашего буковинского фронта, либо, что еще вероятнее, отрезать нашу армию в Добрудже. Вывезти эту армию в таком случае морем может для нас оказаться крайне затруднительным из-за неприятельских подводных лодок, которым легко будет действовать у побережья Добруджи, базируясь на Варну. Вообще положение нашей армии в Добрудже будет весьма затруднительным из-за слабости путей сообщения, связующих ее с Россией»56.