В русском Генеральном штабе предполагали, и, судя по всему, к этому мнению склонялся и император, что Румыния выбрала такую же тактику, что и в 1913 г. – выждать для своего выступления решающий момент в самом конце войны. В то же самое время русские военные в большинстве своем невысоко оценивали румынскую армию, а дипломаты считали, что за свое выступление Бухарест требует плату, превосходящую реальную ценность возможных действий этого потенциального союзника96. Эти соображения не были лишены оснований. Еще 20 апреля (3 мая) 1915 г. румынский посланник в России заявил, что в случае, если румынские требования будут приняты и если Россия окажет помощь Румынии оружием и боеприпасами, то «от России будет зависеть указать самый день выступления Румынии, так как последняя будет не только готова, но считает в своих интересах необходимым возможно быстрое нанесение первого удара Австро-Венгрии»97.

Территориальные претензии Бухареста а отношении Буковины тогда уже вызвали удивление у Сазонова, который напомнил румынскому представителю К. Диаманди, что между Россией и Румынией 18 сентября (1 октября) 1914 г. было заключено соглашение, по которому будущее распределение земель ставилось в зависимость от состава проживающего на них населения98. Торг продолжался долго, но Сазонов, при полной поддержке Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (старшего), тогда был настроен на то, чтобы отвергнуть требования Бухареста99. Наступление австро-германцев многое изменило. В конце июня 1915 г. русский МИД согласился на все требования румын относительно Буковины при условии, что они выступят не позже конца августа100. Румыния осталась нейтральной. Таковы были партнеры и потенциальные союзники.

Весной 1916 г. наметился отход правительства Братиану от политики нейтралитета. Первыми отреагировали на это изменением своей позиции по Балканам французы. В личном и секретном письме от 8 мая 1916 г. командовавшему английскими силами на Салоникском фронте Робертсону генерал-майор Дж. Милн сообщает о предложении Жоффра провести комбинированное наступление на этом направлении, «против чего мы и наше Правительство всегда возражали». Все внимание Робертсона было приковано к Западному фронту. Ллойд-Джордж вспоминал: «Французы всегда раздражали его и разжигали все его упрямство. Вот почему они называли его: генерал “Non-non” (“Нет-нет”); таков был его первый импульс по отношению ко всем их требованиям и предложениям. Бриан однажды сказал мне: “Робертсон говорит «нет», еще не расслышав, в чем заключается предложение”»101.

Слова у Робертсона не расходились с действиями. Поскольку единого союзного командования на этом фронте не было, перед Милном ставилась задача не допустить распыления британских войск и удержать их под исключительным британским командованием102. Милн был личным другом Робертсона и скрупулезно выполнял его инструкции, что вызывало жалобы и нарекания Саррайля103. Однако даже Милн считал необходимым окончательно решить вопрос о смысле пребывания британских войск в Салониках, тем более что сам он в успех операции не верил, выходить за пределы укрепленного лагеря не хотел. Смысл ответа Милна (12 мая 1916 г.) Робертсону сводился к следующей фразе: «Я полагаю, что необходимо точное определение нашей будущей политики, иначе мы можем быть втянуты в непредвиденные операции, основанные на термине “ограниченное наступление”»104.

Идеи Жоффра нашли понимание у Алексеева. Весеннее наступление русской армии на германском участке фронта между озерами Нарочь и Вишнев 18 марта – 14 апреля закончилось неудачей, как, впрочем, и местные наступления под Ригой и Двинском. 15 апреля 1916 г. Генбери-Вилльямс в письме Робертсону, отправленном из Петрограда, упомянул о том, что в середине лета 1916 г. Алексеев ожидал упадок силы немецкого личного состава105. Он был прав. Лучшие германские дивизии перемалывались, как выразился фон Фалькенгайн, «на мельнице Маасского района». Верденское сражение сыграло в судьбе райхсвера такую же роль, что и Великое отступление 1915 г. – для русской армии. В отличие от французов, менявших свои части через 4–5, максимум 10 дней, германское Верховное командование держало дивизии под Верденом неделями и даже месяцами, вплоть до полного их уничтожения. Потери этих частей с учетом пополнений колебались от 70 до 150 % списочного состава106. Там выбивались лучшие кадры немецкой армии.

Новый представитель Третьей республики при русской Ставке генерал Жанен получил перед отъездом инструкции приложить на своем посту все усилия, для того чтобы способствовать вступлению Румынии в войну на стороне Антанты. Эти идеи, соответствовавшие предложениям Жоффра, Жанен изложил Алексееву практически сразу же после своего приезда в Могилев 22 мая 1916 г. Николай II и его начальник штаба испытывали, по словам Жанена, симпатию по отношению к Жоффру107. Теперь же эти чувства подкреплялись близостью в оценке ситуации. Начавшееся в июле 1916 г. наступление на Сомме, итальянское контрнаступление под Трентино (9-28 июня), серия наступлений на Изонцо (август – ноябрь, 6–9 сражение), наконец, Брусиловский прорыв, начавшийся 4 июня, казалось бы, подтверждали правоту весенних ожиданий Алексеева. Сразу же после прорыва фронта под Луцком германское Верховное командование сделало абсолютно верный вывод о возможности выступления Румынии на стороне Антанты. Превентивное наступление сочли невозможным из-за отсутствия сил. Союзное командование решило «…войну против Румынии к северу от гор скорее повести частным контрударом»108. Было принято решение о начале его подготовки, однако в условиях русского наступления на Юго-Западном фронте сделать это было невозможно.

Людендорф вспоминал о сложившейся в июле – августе ситуации: «На весь фронт (имеется в виду германский участок Восточного фронта. – А. О.), чуть ли не в 1000 км длины, мы имели в резерве одну кавалерийскую бригаду, усиленную артиллерией и пулеметами»109. Все резервы притягивал к себе гибнущий австро-венгерский фронт. В конце июня 1916 г. Алексеев предложил Жоффру провести немедленное наступление на позиции болгар. «Заключительные доводы обращения генерала Алексеева, по-моему, очень убедительны, – отмечает Палеолог. – Вряд ли будут более благоприятные условия для успеха наступления из Салоник. Русские войска пробили широкую брешь в австро-германской линии, а в Галиции мы вновь перешли к наступательной войне. Германия и Австрия стягивают сюда все свои свежие силы и, таким образом, ослабляют свой фронт на Балканах. Удар по Болгарии обезопасил бы тыл Румынии и был бы угрозой Будапешту. Для Румынии выступление является необходимым и выгодным и в то же время неизбежным»110. 12 (24) июня французский посол посетил русский МИД, где ему было сказано следующее: «Никто больше нас не может дорожить выступлением Румынии, войска которой могли бы непосредственно поддержать именно наш левый фланг, а потому можно быть уверенным, что Россия более, чем когда-либо, была бы готова сделать все необходимое для выступления Румынии. Но все это предполагает одно непременное условие, а именно, чтобы выступление Румынии было своевременным; если бы румыны выступили сейчас или по крайней мере в ближайшие недели, их содействие имело бы для нас большую ценность. Но если их наступление должно состояться, лишь когда нашими победами и жертвами сокрушение Австрии будет уже достигнуто, тогда выступление Румынии будет не только лишним, но и нежелательным, так как с ним будет только связан подлежащий к уплате бесцельный счет. Мы хотим лишь полезного для нас выступления Румынии, во Франции, по-видимому, готовы приветствовать всякое выступление Румынии, при каких обстоятельствах и когда бы оно ни состоялось»111.