может случиться. И позаботилась о том, чтобы ее творение не попало в чужие руки. В зале сработала защита от чужаков.

В Машине что-то загорелось. Та прекратила работу.

— Бабушка все еще пытается ее запустить, — сказала Мая. — Безуспешно. Думаю, у нее и не получится. Весь город уже судачит о том, что Машина сломалась навсегда. Пытаются понять, как мы будем жить дальше.

«В дневниках есть упоминания об этой защите, — сказал Ордош. — Расплавился блок управления. Ерунда».

— А знаешь, Нарцисс, я даже рада, что Машина сломалась. Серьезно. Понимаю, что рассуждаю, как эгоистка, но я довольна, что случилось это именно сейчас, сегодня. Правда! Ведь такое все равно произошло бы, пусть и через пару десятков лет. Но тогда бы я осталась один на один с этой проблемой. Ни бабушки, ни мамы уже не было бы рядом. И подданные винили бы в поломке Машины меня, а не имперок. А так… возможно никто и не узнает, что я хоть и Волчица, но не наследница Первой.

Карета остановилась.

Мая выглянула в окно. Сказала:

— Приехали. Выходим.

Продолжая сжимать мою руку, она вытащила меня из кареты.

— Иди за мной.

Повела меня к сторожевой башне.

Маю здесь знали — в башню нас пропустили.

Вслед за женой я зашагал по узкой винтовой лестнице. Скудное освещение едва позволяло видеть под ногами ступени. Пахло мокрым камнем.

— Зачем мы туда идем?

— Сейчас узнаешь, — сказала Мая.

И продолжила рассказ.

Не успела она прийти в себя от известий о нападении на Машину, как со стороны имперок раздались сигналы к построению. Враги даже не пытались скрыть свои намерения. За них это делала ночь. И тучи, которые затянули небо, спрятав звезды.

— Никогда не считала себя трусихой, — сказала Мая, — но от мысли, что имперки вот-вот полезут на стену, их будет много (справа и слева от себя я видела только нескольких девчонок, таких же бледных и напряженных, как и я), и все они будут пытаться меня убить, стало очень страшно. Даже промелькнула мыслишка о том, что зря я не послушала маму и не осталась во дворце (только никому не говори!). Я то целилась в пустоту, когда казалось, что заметила там движение, то полировала ладонью рукоять шпаги. И жалела, что не взяла с собой на стену ни капли полуспирта — мне бы он не помешал, успокоил бы нервы.

Мая толкнула толстую обитую железом деревянную дверь.

Мы вышли на стену.

Мне сперва показалось, что мы попали в тоннель: выложенный сырыми досками пол, вверху — деревянный навес. Солнечный свет лился лишь сбоку: проникал сюда со стороны города и между каменными зубцами.

Мая дернула меня за руку, привлекая внимание.

— Я стояла вон там, около той трещины. Видишь? Пялилась в темноту, пыталась унять дрожь в коленках. И напоминала себе о том, что я Волчица, потомок Волчицы Великой, а не робкая горожанка; что должна вести себя как воительница, а не как сопливая девчонка! А потом у меня разболелась рука. Тогда я подумала, что чем-то ее проткнула — напоролась на что-то в темноте. Или обожглась, хотя не смогла понять чем. Рассмотрела ожог только утром. И только тогда поняла, что именно появилось у меня на руке. Дай-ка свою!

Мая подняла мою руку, закатила на ней рукав.

— Так и знала! — сказала она. — Какая прелесть! У тебя такая же метка!

— И тоже появилась сегодня ночью, — сказал я. — Не отвлекайся. Так что случилось потом?

— Потом? Потом они закричали.

— Кто закричал?

— Имперки.

— Пошли на штурм?

— Я тоже сперва так подумала. Но когда справилась с паникой, поняла, что атакующие так не кричат. Так вопят от боли и ужаса те, кого убивают!

Мая стиснула мои пальцы.

— Кричали долго, — сказала она. — Мне показалось — целую вечность! А потом… я даже не сразу поняла, что наступила тишина — крики продолжали звучать у меня в голове.

— Штурма не было? — спросил я.

— Мы ждали нападение до утра. А на рассвете увидели это.

Мая указала в просвет между зубцами стен.

— Сам посмотри.

Я подошел к краю стены, посмотрел вниз. Увидел несколько невзрачных деревянных строений; опоясывавшую город дорогу; луг со скошенной травой, по которому змеился Имперский тракт; спешащие к Южным воротам и от них телеги. Оживленное движение. Пробежался взглядом по тракту, с удивлением обнаружил, что тот обрывается, упершись в заросли молодого леса. Лошади довозят повозки до ближайших деревьев, останавливаются. Около телег суетятся точки-люди.

— На что я должен смотреть?

— Не замечаешь ничего необычного?

— Нет, — сказал я.

— А лес?

— Что с ним не так?

Я пробежался взглядом по верхушкам деревьев. Однородная листва. Целое море зелени, заполнившее пространство перед городом — от реки, которую я едва смог рассмотреть на западе, и до самого горизонта на востоке.

— Еще вчера его здесь не было.

— Кого не было? — спросил я. — Леса? Что значит, не было?

— Когда мы утром увидели его, то тоже не поняли, откуда он взялся. Глазели на него со стены. Гадали, что за хитрый ход придумали имперки, почему они ночью так и не напали. А когда рассвело, маршал Иволга выслала к лесу разведчиц.

— И что?

— Потом я тоже туда ходила, — сказала Мая. — И не только я: сегодня там побывали многие наши девчонки. Даже те, кто не стоял ночью на стене. И у всех была похожая реакция на увиденное.

Выдержала паузу.

— Наверное, после похода к лесу мы ведем себя, как сумасшедшие. Не заметил? И будем в таком состоянии еще не один день.

— Почему?

— Нарцисс, там липы! Только липы! И каждое из деревьев растет на теле мертвой имперской солдатки. Деревья их всех убили! Проткнули корнями, кого-то разорвали на части. Всех! Понимаешь? Лип в этом лесу ровно столько, сколько бойцов Империи явилось к нашему городу!

Глава 23

— Видишь эти телеги? — спросила Мая. — Отряды горожанок сейчас собирают в лесу трофеи. Грузят их на повозки и везут на центральную городскую площадь. Там мы складируем все, что осталось от армий Империи. Кроме тел. Мертвых солдаток мама велела не трогать. Мне кажется, она пока сама не понимает, как следует поступить с погибшими.

Мая стояла рядом со мной, смотрела за стену. Обнимала меня за талию.

— Я наблюдала на площади за прибытием трофейных команд, когда заметила твою карету. Не поверила своим глазам! Но бандитку-возницу узнала. Ты, наверное, устал? Проголодался?

— Не вспоминал о еде со вчерашнего дня. Волновался за тебя… за вас.

— Какая прелесть!

Мая потерлась щекой о мое плечо.

— Еще