– Уже остыл, – ворчал начальник охраны. – Ни черта температуру не держат эти термосы!

Он был недоволен попутчицей в лице Смоляковой, ее багажом, состоянием асфальтового покрытия на дорогах, молчанием Глории и собственным паршивым настроением. Погода тоже оставляла желать лучшего. Жара, солнце бьет в глаза, пылища. Одно спасение – кондиционер в салоне. Но наружу носа не высунешь. Пекло!

– У тебя сейчас из ноздрей пар повалит, как из кипящего чайника, – засмеялась Глория. – Остынь. Нам еще ехать и ехать. Побереги силы.

– Обязательно надо было тащить с собой эту мадам? – не удержался он от упрека.

– У нее ваза.

– Надеюсь, к нам не сползутся змеи со всей округи?

– Ты же не веришь во все эти выдумки.

– Верю, не верю… а на душе муторно.

– Будь начеку, – серьезно сказала Глория, складывая в пакет пластиковые стаканчики из-под кофе. – Иди, выбрось в урну.

Лавров нехотя выполнил ее просьбу. Солнце палило немилосердно. Степь дышала зноем.

– Это нечестно, – заявил он, плюхаясь на сиденье. – Она должна была бы спросить у нас разрешения.

– Кто? Руслана?

– Будто ты не понимаешь, о чем я! Ты вообще уверена, что ваза при ней?

– Абсолютно. Я вижу ее силуэт в сумке, среди тряпок.

– Как на рентгене? – скептически осведомился Лавров.

– Вроде того…

– А мой скелет ты видишь? Кости, позвоночник… внутренние органы?

– Костей не вижу, – не выразила по сему поводу сожаления Глория. – И слава Богу. Ваза обладает особой энергетикой. Поэтому я ее чувствую. Не знаю, как правильно объяснить…

Лавров помолчал, глядя на дверь мини-маркета, за которой скрылась телеведущая. Сердце щемила тревога. Его бы воля, оставил бы Смолякову здесь. До Краснодара – рукой подать. А там и аэропорт, и железнодорожный вокзал. Пусть бы сама добиралась до столицы.

– Бьюсь об заклад, Руслана стащила вазу у Муромова, – заключил он. – Дайвер догадался, откуда ветер дует, и явился к ней выяснять отношения. Она давай его коньяком угощать, задабривать…

– А он на нее с ножичком кинулся?

– Хорошо, что с перочинным. Не то худо бы пришлось блондинке.

– Хорошо, что он перебрал с выпивкой, – усмехнулась Глория.

В этот момент Смолякова вышла из мини-маркета и направилась к «Туарегу». С распущенными волосами, в облегающем платье зеленого цвета она выглядела великолепно.

Лаврова жутко раздражала эта красивая, лживая и расчетливая женщина. Небось и думать забыла об Ордынцеве. Раз этот номер не прошел, она быстро найдет погибшему любовнику замену.

Первое, что сделала Руслана, устроившись на заднем сиденье внедорожника, – покосилась на свою сумку, где, по мнению Глории, ехал антикварный сосуд.

Лавров перехватил ее взгляд. Вряд ли пассажирку волнует судьба летнего гардероба. Похоже, она везет нечто куда более ценное, чем обыкновенные шмотки.

«Туарег» выехал с заправки и влился в поток транспорта на трассе. Смолякова дремала. Глория изучала карту.

– У нас навигатор, – вполголоса напомнил ей Роман.

– Он же не выберет, где нам остановиться на ночлег.

– До ночи я бы еще перекусить не отказался и отдохнуть от руля.

– Раньше казаки в седлах и спали, и ели…

– …и женщин любили! – подхватил Роман. – Только я не казак.

Он дулся на Глорию за то, что не сбылись надежды на интимные отношения, которые могли возникнуть между ними в Тамани. Море, лето, свобода и почти сельская тишина, казалось, должны были бы располагать к этому. Они спали в одном доме, но – увы! – в разных комнатах.

Лавров от злости решил сразу по приезде в Москву завести любовную интрижку. Он не монах, обета воздержания не давал.

– Давно бы так, – обронила Глория, и его бросило в жар от того, что она угадала его мысли.

– Ты о чем?

– Смотри на дорогу, – сухо повелела она.

Перед отъездом из станицы Глория сходила на то место на обрыве, где погиб Ян. Она долго стояла там одна, слушая шум ветра и плеск прибоя, словно те могли рассказать ей, что здесь произошло в ту трагическую лунную ночь…

«Ну как? – спросил Лавров, когда она вернулась и села в машину. – Видела убийцу?»

«Человека этим не воскресить».

«Ясное дело. У нас нет улик против Ирины Ордынцевой. Мои фотки не в счет. Они ничего не доказывают…»

* * *

К вечеру небо затянула сизая мгла. Руслана жаловалась на усталость и боли в спине. Лавров тоже не прочь был бы размяться и поесть. Ничего пугающего в пути не происходило, и он расслабился.

В придорожном отеле они сняли два номера на втором этаже. Рядом, через стенку.

– Мы с тобой в одном переночуем, – шепнула ему Глория.

Смолякова не рискнула оставлять сумку в машине и попросила Романа поднести вещи ей в номер. Глория подмигнула ему, намекая на вазу. Мол, вот о чем печется наша попутчица.

Ужин заказали в ресторане отеля. Лавров набрал себе мясных блюд. Женщины попросили принести им рыбную солянку и салат.

Ели за одним столиком у окна, выходящего на освещенное фонарями рукотворное озерцо позади отеля. За озерцом темнел лес.

– Гиблое место, – заметил Лавров, поглощая бифштекс с картофелем. – Не боитесь, что нас ночью ограбят?

Руслана, которая и так была чем-то озабочена и жевала без аппетита, выпучила на него глаза.

– О-ограбят? Кто?

– Да кто угодно. Отель стоит на отшибе. Персонала – раз-два и обчелся. Полиция далеко. Зато трасса – вот она. А по трассе всякие людишки ездят. Остановятся на ночлег какие-нибудь громилы… и спасайся кто может.

Он мстил блондинке за испорченный отдых, за необходимость раньше времени возвращаться в Москву, за свой страх – за все, в чем не хотелось обвинять себя.

«Никто не держит тебя силком возле Глории, – нашептывал внутренний критик. – Ты сам вцепился в нее мертвой хваткой, а все вокруг виноваты. И она в том числе. Оставь ее, Рома… и живи спокойно!»

– Надо з-закрыться в номере… изнутри, – перепугалась Руслана. – Если что, стучать друг другу в стенку.

– Стучи не стучи, все равно ограбят, – злорадно произнес Лавров. – Двери хлипкие, замки никудышные. Звать на помощь некого. Не исключено, что кто-то из сотрудников отеля – наводчик. Заприметит состоятельного клиента и сольет дружкам. А те тут как тут. Рады стараться.

– Вы же детективы. У-у вас должно быть оружие…

– А вдруг мы никакие не детективы? – не унимался он. – Вы же сами заподозрили нас во лжи, госпожа Смолякова.

– Это н-на нервной почве, – заикаясь, выдавила блондинка. – На самом деле я… я…