Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И как ты теперь себя чувствуешь?
– Отвратительно, но все равно считаю, что поступила правильно.
– Он звонил тебе?
– Множество раз, но я не отвечала. Зачем? Снова выслушивать ненужные объяснения? Я не желаю ни видеть его, ни говорить с ним. Он должен исчезнуть из моей жизни.
– А что будешь делать ты? – нахмурился Жан Филипп – глубокая печаль в ее взоре ранила его в самое сердце.
– Буду продолжать вести свою обычную жизнь – писать, встречаться со своими детьми, когда они смогут уделить мне время. Правда, видеть их мне придется все реже и реже. Что ж, буду привыкать к общению с ними по скайпу, иного мне не остается.
Жан Филипп понимал, что Шанталь смирилась со своей судьбой. Но зачем ей понадобилось прогонять Ксавье? Напридумывала невесть что и решила, будто расставание неизбежно… когда-нибудь, и поэтому надо резать по живому прямо сейчас. И вот теперь у нее остается одна лишь работа, и со временем ситуация будет только ухудшаться.
– Ты просто не можешь так обойтись с Ксавье. Если он говорит, что любит тебя, да и ты, как я вижу, любишь его, почему бы вам не дать друг другу шанс все наладить?
– Потому что мне будет слишком больно в тот день, когда я потеряю его. А это рано или поздно произойдет.
– Но такое может произойти и при ином раскладе. Представь, что ты влюбишься в другого мужчину… – Не закончив фразу, он прикусил губу.
Нет, с Шанталь такое никогда не случится. Она была преданная, любящая женщина. И Жан Филипп подспудно чувствовал, что и Ксавье был хорошим человеком.
– Верь мне. Я знаю, что права.
– Я так не думаю.
Жан Филипп редко не соглашался с Шанталь, но когда такое все-таки случалось, говорил ей об этом прямо. Однако она отказалась последовать его совету относительно Ксавье. Шанталь была убеждена, что знает ситуацию лучше, и твердо стояла на своем.
– Что ты собираешься делать сегодня вечером? – спросила она, меняя тему разговора.
Как-никак это был канун Нового года.
– Буду дома. На следующей неделе собираюсь лететь обратно в Пекин, а пока что намерен проводить каждую минуту с Валерией и детьми. А ты? Какие планы у тебя?
– Лягу спать часов в девять. – Она грустно улыбнулась другу. – Или даже раньше. Ненавижу новогодний вечер.
– Да и я тоже, – согласился он, желая хоть как-то ее поддержать.
Для Шанталь выдались нелегкие праздники: ей пришлось держать счастливую мину на лице для своих детей, чтобы они не поняли, как ей тоскливо без Ксавье. Догадался об этом только Эрик, обладавший чутким сердцем.
Выйдя из ресторана, Жан Филипп пообещал Шанталь, что они еще увидятся до его возвращения в Пекин. Донельзя расстроенный ее разрывом с Ксавье, он долго смотрел ей вслед.
Бенедетта отправилась с Дхарамом на встречу Нового года в Лондон. Он прилетел за ней из Дели в Милан днем раньше на своем самолете. Он снял свой обычный люкс в лондонском отеле «Кларидж», зарезервировал для ужина столик в «Харрис», их любимом баре. Они были также приглашены друзьями на вечеринку в ресторан отеля «Найтсбридж», но пробыли там недолго. Им не терпелось остаться наедине, так что, когда часы пробили полночь, Дхарам обнял и поцеловал Бенедетту, и они вернулись в отель.
В первый день нового года они поздно позавтракали, а потом бодрым шагом отправились на прогулку в Гайд-парк. А во второй половине дня они лежали в постели в отеле и смотрели кинофильмы по телевизору, а также несколько раз занимались любовью. Пять-шесть месяцев назад Бенедетта даже в своих снах не могла представить, что будет таким образом проводить первый день нового года. Она нисколько не сомневалась, что по-прежнему будет замужем за Грегорио, как бы плохо тот ни поступал. И вот случилось чудо: в ее жизни появился Дхарам. Не зря говорят, что волшебные китайские фонарики исполняют желания.
– Ты счастлива? – спросил Дхарам, когда она посмотрела на него с широкой улыбкой на лице.
– Совершенно, – ответила Бенедетта, потянувшись к нему всем телом.
– Великолепно, – произнес он, снова склоняясь к ней.
Это был прекрасный способ начать новый год.
Грегорио и Аня проводили новогодний праздник в Куршевеле. Сам он предпочитал Кортина-д’Ампеццо в итальянских Альпах, но Куршевель казался идеальным местом для Ани. Вокруг было много русских, и даже названия на некоторых уличных табличках были написаны на русском языке, как и меню в ресторанах. Здесь же проводили новогодние каникулы почти все русские модели, с которыми прежде работала Аня, а также толпа русских бизнесменов. Некоторые из них приехали со своими семьями, а те, что выгуливали здесь любовниц, скрывались в других отелях, так что эти две группы никогда не смешивались. Кое-кто из этих русских имел дурную репутацию, зато все они располагали значительными суммами, которые и спускали в местных казино и ресторанах. Грегорио знал, что Аня наслаждается пребыванием в среде соотечественников, поэтому и согласился на поездку в Куршевель.
Они взяли с собой дочь и няню, которой не пришлось особо напрягаться: Грегорио сам совершал длительные прогулки с Клаудией в детском рюкзаке-кенгуру. Он позволил няне проводить весь день в катаниях на горных лыжах, поскольку предпочитал заботиться о ребенке сам, за исключением тех вечеров, когда вместе с Аней отправлялся в местные рестораны, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с ней. Аня по-прежнему много разъезжала по миру, ее карьера снова пошла на подъем. С сентября она провела в Милане считаные дни, однако Грегорио не жаловался, полагая, что она все еще приходит в себя от травмы в связи со смертью сына и постепенно окончательно восстановится. Казалось, поездка в Куршевель пошла ей на пользу. Каждый день она каталась на лыжах со своими русскими друзьями, тогда как он оставался с ребенком.
На Новый год Грегорио подарил ей шубку из красной норки от Диора, и она с гордостью носила ее, спускаясь с горных склонов на городские улицы. Накануне новогодней ночи, отправляясь с ним обедать в ресторан, Аня накинула шубку поверх полупрозрачного топика и черной мини-юбки. На ногах ее красовались высокие замшевые сапоги на каблуках, доходящие почти до подола мини-юбки. Фигуру Ани ничуть не испортило рождение двойни. Возможно, это произошло потому, что близнецы родились преждевременно и были очень малы. Аня выглядела прекраснее, чем всегда, и Грегорио с гордостью вышагивал рядом с ней.
В этот месяц ее портреты появились на обложках нескольких модных журналов, она также подписала контракт на проведение фотосессии в Японии. Присутствие такой сексуальной красавицы придавало Грегорио уверенности в своей значимости, хотя его родные по-прежнему отказывались принимать ее у себя. Его двоюродная сестра неодобрительно относилась к ней, сам же он был уверен в том, что его братья просто завидуют ему, желают они признавать это или нет. Но пребывание с ней тешило самолюбие Грегорио.
Из их отношений давно исчезла та близость, которая сплотила обоих сразу после рождения детей в те мучительные три месяца, но Грегорио по-прежнему радостно встречал ее из поездок по возвращении в Милан, да и она, казалось, была рада видеть его. Они лучше ладили, когда выходили куда-нибудь вместе, хотя его социальная жизнь в Милане значительно сократилась, а в приглашениях, которые он получал, никогда не упоминалось имя Ани. На празднование Нового года они вообще не получили никаких приглашений, поэтому он и решил отправиться в Куршевель, где она могла бы провести время в среде людей, которых хорошо знала.