Перешагивая через упаковку клея, я направилась к Зиночке, которая, стоя на стуле, смахивала пыль с полки, плавно оседавшую на принтер.

– Совсем обнаглели, Воронцов велел порядок навести, так все смылись, а я тут работай за всю бухгалтерию, – возмущенно заговорила Зина. – Лариска сразу вспомнила, что ей в фонды надо, а девчонки с Воронцовым в банк поехали…

– А почему это он велел порядок навести?

– Не знаю, – пожала плечами Зинка, – зашел злой, как собака, и говорит: «Посмотрите, как вы работаете!» – и тому подобное… А правда, что ты с ним спишь?

Отлично, вот так вот плавненько, без перехода.

– Нет, неправда, – сказала я.

– А Люська сказала, что он, голый, тебя к стенке прижимал.

– Прижимал, – покаялась я, – но дальше дело не пошло.

– Почему? – спросила Зинка.

– Так Люська же помешала! Вот думаю – прибить ее, что ли, за это?

– И правильно, – поддержала меня Зинка, – разве можно в таком деле мешать, я бы не простила.

– А Лариска-то как? – сменила я тему. – Отошла немного от смерти Селезнева?

– А что ей отходить, она вон уже на Воронцова твоего заглядывается, ты там смотри повнимательнее.

– Ничего себе, – якобы удивилась я, – а как же любовь?

– Да не было у нее никакой любви! Какая там любовь, Селезнев жены своей пуще Бабы-Яги боялся, она же у них в семье по финансам главная. С Лариской у него даже расписание было…

– Какое такое расписание? – поинтересовалась я.

– Один раз в неделю – ресторан, и два раза – у него в кабинете… ну, ты понимаешь.

– Что же он квартиру не снял?

– А зачем: у него в кабинете кожаный диван и стол три метра длиной, делай что хочешь. Лариска вроде сначала на все согласна была, а под конец кобениться начала. Кому это понравится – встречаться только по вторникам и пятницам!

– А почему в эти дни?

– Вроде бы он своей жене наплел, что в бассейн ходит, а плавки в раковине мочил, Лариска рассказывала.

Зинка рассмеялась.

– Так что смотри: держись за Воронцова, а то Лариска-то своего не упустит, она любит богатых и чтобы постарше были.

– Это я все учту, спасибо, – улыбаясь, сказала я.

Теперь понятно: Селезнев, видно, заменил встречу с Ларисой на встречу с Федором Семеновичем. Вот так и появилась на свет кассета, изменившая судьбы целой толпы людей.

Остановившись около почтового ящика, я вздохнула.

В дырочку дверцы было видно, что там лежит конверт… знакомый конверт. На секунду мне захотелось просто пройти мимо, не оглядываясь больше на зеленый ящик, подняться по ступенькам, открыть дверь и лечь на диван – прямо в плаще.

Зазвонил мой мобильный, и я полезла в сумку.

– Анечка, это ты? – запела моя маман.

Так, значит, ей что-то надо от меня.

– Да, я.

– Я сегодня проконсультировалась у своего врача, так вот, она говорит, что картофель, обогащенный крахмалом, мне не повредит. Я думаю, тетя Альжбетты не будет против, если я иногда буду добавлять ее картошку в свой суп.

Вот то, чего и следовало ожидать! Моя мама – это вам не кто-нибудь – это МОЯ МАМА!!! «Ее картошку в свой суп» – как это мило звучит!

– Ладно, но только в суп, – сказала я, пытаясь растянуть время до достижения матушкой дна пыльного, но столь ценного мешка.

– Спасибо, дорогая, передавай привет девочкам, и обязательно приезжайте ко мне в гости.

– Непременно, – сказала я, отключаясь.

Вот теперь я готова крушить мир и выкорчевывать с корнем фонарные столбы!

Я открыла почтовый ящик, взяла конверт и достала очередную угрозу:

«На днях мы решим наш вопрос».

Ах, как мне страшно, да я сейчас описаюсь!

Перешагивая через ступеньку, я добралась до своего этажа.

Позвонив Сольке, я стала нервно дергать ручку двери. Если у нее опять там… почкование, то я сейчас взорвусь! Но я ошиблась: Солька преспокойно пила чай с Альжбеткой.

– Где Славка? – спросила я.

– Опять уехал на огороды, – ответила Солька.

– Ты отчего такая бешеная? – поинтересовалась Альжбетка.

Я достала из сумки Солькин пропуск в библиотеку и письмо нашего разлюбезного шантажиста. Все это я шмякнула на стол перед девчонками, а сама, забрав у Сольки кружку, развалилась на маленьком диванчике.

– А откуда у тебя мой пропуск? – изумилась любительница «литературы за углом».

– Догадайся с трех раз.

– Ты что, в библиотеку записалась? – удивленно спросила Альжбетка. – Это тебе там дали?

Я убила ее взглядом.

– Нет, это одна клуша потеряла на даче Селезнева!

Солька побелела.

– Но, слава богу, – продолжила я, – пропуск этот нашла не милиция, а Воронцов, хотя еще неизвестно, что хуже…

У меня уже голова шла кругом от всего этого. Казалось, что может быть проще – пошли и взяли сокровища, мирно лежавшие в чемодане ровными пачечками… Так нет же, весь мир на пятки наступает и в спину дышит!

– И что сказал твой Воронцов? – съежившись, виновато спросила Солька.

– Сказал, что расстреляет.

– Кого?

– Меня.

– А почему тебя? – поинтересовалась Альжбетка. – Пропуск-то ведь Солькин.

– Если он хочет сделать это с ней, так зачем ты вмешиваешься? – заворчала Солька на подругу.

– Ты лучше письмо прочитай, – сказала я.

Солька развернула письмо, прочитала и передала его Альжбетте.

– Что теперь делать? – спросила она.

– Ну мы же решили, что найдем этого негодяя. Ты расскажи нам, что да как, и мы подумаем все вместе, кого подозревать, – мирно сказала Альжбетка.

– Да! – заорала я, злясь. – Давайте подумаем! Подозреваемых – куча, ну да ладно, не в этом дело, найдем мы этого душегуба проклятого, и делать – что будем делать?!

– Сдадим его в милицию, – уверенно сказала Солька, у нее милиция – это просто таблетка от всех болезней.

– За что? – поинтересовалась я.

– За то, что он Селезнева убил, начальника твоего, то есть.

– А он скажет, что не убивал.

– Как это он скажет, что не убивал? – возмутилась Солька. – Мотив есть, и вообще…

– Какой мотив? – поинтересовалась я. – Три миллиона долларов? Тогда вся милиция бросится искать эти миллионы, да и вообще: мы-то по сюжету откуда о них знаем?

– Так у нас же кассета, – все еще не понимала меня Солька.