разочарованием, метаниями и прочими прелестями неразделённой любви.

Казалось бы, Радо-Яру нужна именно она. Вон его папаша даже на свадьбу намекал. Да и сама Радость Ярая вроде туда же гнёт. Что ещё надо? Живи да радуйся! Но судьба просто не может без подвохов. Так и норовит подгадить, где не ждёшь.

Теперь на пути Руаны встала иная преграда. С её точки зрения, нелепая. Но далеко не шуточная. За эти последние дни до неё со всей ясностью дошло: таары с яранами реально друг друга терпеть не могут. Даже больше: обе стороны готовятся остаться единственной в империи главенствующей силой. А противника превратить в холуёв.

И чего им спокойно не живётся? Тем же таарам — по сути, её собственному клану и отчасти кровной родне. Боятся, что заполучив для себя землю с правами феодалов, яраны захотят прикарманить всю остальную империю? Лишат тааров их богатых поместий?

Руане как-то не особо в это верилось. Если бы северяне и впрямь лелеяли подобные подлые надежды, давно бы что-то предприняли. А не тянули резину триста лет. Теперь-то они обижены — потому и готовятся вздуть тааров. В ней вот увидели угрозу их единственному стоящему преимуществу: не переходящему, как приз, месту императрицы. И в упор не слышали честных заверений Руаны о нежелании его узурпировать.

— Ты думаешь о чём-то неприятном, — поймал её на тяжёлых мыслях чуткий, как радар, назл.

Они лежали в шатре, откинув полог и слушая лягушачьи концерты. Руана — закутавшись в лёгкое одеяло. Радо-Яр, как есть, голым телом на грубых кусачих кошмах. Она заползла на него всей своей верхней половиной, ловя кайф и греясь. Он гладил её по голове, по спине, по ягодицам… впрочем, скорей, ощупывал. Будто всё никак не мог убедиться, что это принадлежит ему.

— Думаю, — не лукавя, призналась она.

Хотя время для тяжёлого разговора самое пренеподходящее. Недаром говорится, что все бабы — кошки. Руану беспрестанно и безотчётно тянуло потереться о переполненное силой мужское тело. Щекой, лбом, грудью. Поковырять его пальчиком. Пошлёпать по нему губами. Пройтись языком. Просто напасть какая-то!

А тут к тебе пристают с дурацким желанием повыяснять отношения.

— Обо мне? — задал он ожидаемый вопрос.

Потому что ни один таар не отдаст свою единственную дочь ярану. Тем более таарию. Которая является его прямой наследницей. Нравится это остальным, не нравится — по закону она имеет все права на поместье Лейгардов. Весьма — по местным меркам — недурственное.

Но, главное: она вправе разделить его с будущим супругом. То есть, в пику остальным таарам, передать землю в руки врага. Именно так и будут рассматривать подобный выбор мужа.

— О себе, — почти не соврала Руана.

Всё происходящее — вся эта их долбанная политика — касалась прежде всего её жизни. И её права на свободу выбора. Которое въелось в сознание Ольги с младых ногтей. И перекочевало в тело Руаны. Попробуйте навязать ей свою волю, и она объявит вам войну. Настоящую. До полной победы одной из сторон.

Создатель! Она ещё никогда так плотно и серьёзно не размышляла о своей жизни, как будучи голой, рядом с голым мужиком чёрте где. Умеет же она выбрать время для изысканий с анализом результатов. Лабораторная работа после секса — именно то, что украшает женщин.

— Император сходит по тебе с ума, — загнул Радо-Яр нечто литературное.

— А по малютке Нала-Яри? — иронично осведомилась очередная великая, но краткосрочная императорская любовь. — А, по остальным своим малюткам?

— Это другое, — буркнул он. — За всю свою жизнь Бруст любил только одну женщину. Которая его бросила. Вышла замуж и уехала в поместье мужа навсегда.

— Хочешь сказать, — насторожилась Руана, — что я её напоминаю? Чем?

— Характером. Хотя и в лице есть какое-то сходство.

— Но я не она, — сухо заметила женщина, по праву считавшая себя уникальной.

— Не она, — так же сухо поддакнул он.

— И я сделала свой выбор.

— Сделала, — вновь согласился Радо-Яр, упорно не желая взглянуть ей в глаза. — Но решать не тебе. Решать будет твой отец.

Руана села. Обхватила ладонями его лицо и повернула к себе. Вспомнила, как улыбалась Ольга, когда ставила кого-то на место. Вроде получилось вернуть то ощущение: назл в удивлении вздёрнул брови.

— Попробую тебе объяснить, — задумчиво начала она, подбирая слова. — Видишь ли, вы слишком привыкли к жизни при дворе. Где вечно из себя что-то изображаете. А настоящих себя прячете. Даже ты. И не спорь! — запечатала она его приоткрывшийся рот ладошкой. — Дослушай. Ты родился вождём. Прирождённым командиром. Значит, должен чувствовать: я тоже родилась командиром. И не потому, что таария. Потому что такая. Да, из меня всю жизнь лепили пирожное в сахарной пудре. Которое усиленно фаршировали патокой. Но это не стало моей натурой — лишь маской. Чтобы меня не вздумали переделывать силой. Знакомо?

— Ещё как, — усмехнулся Радо-Яр, убрав её ладонь с лица.

И прижав к груди. Однако дальнейших ласк не последовало: он слушал. Он должен был хоть немного разобраться в женщине, которую, похоже, выбрал для себя. И только для себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Понимаешь, — продолжила Руана, вздёрнув подбородок и засмотревшись на звёзды. — Мои кондитеры остались далеко. Любой человек решит, что с их появлением я вернусь в состояние пирожного. И будет прав. Потому что далеко — это для всех означает одно и то же: далеко.

— Хочешь сказать, — нахмурился он, — что для тебя оно вовсе не расстояние?

Ну, как можно к нему не тянуться — поняла Руана хотя бы одну из причин своей оголтелой привязанности. Он всё настолько правильно понимает, будто и впрямь читает её мысли. Это вовсе не означает, что он их приветствует. И даже не станет с ними бороться. Но, понимает же.

— Для меня «далеко» означает время. С тех пор, как я покинула дом, слишком многое произошло. И дело не в твоём дурацком похищении. За которое ты, кстати, ещё не расплатился.

— Скажи как, и расплачусь, — вдруг не усмехнулся, как обычно, а просто улыбнулся он.

Руана наклонилась. Поцеловала его и вновь прилегла на широкую грудь погреться: перед рассветом стало слишком свежо. Радо-Яр подцепил второе одеяло и заботливо укрыл свою мерзлячку. Она повозилась, устраиваясь поудобней, и пригрозила:

— Как только придумаю, обязательно потребую расплаты.

— Значит, — резюмировал Радо-Яр, — твой отец остался далеко в прошлом.

— Вроде того.

— Ты действительно не понимаешь, что он вправе вторгнуться в твою жизнь силой? — холодно осведомился мужчина, минуту назад обворожительно ей улыбавшийся. — В любой момент. И вся твоя бравада не будет стоить воздуха, который ты сотрясаешь.

— Может, — вздохнула Руана. — Думаю даже: обязательно попытается. Однако