Генри потрясенно посмотрел на него:

— Неужели я так похож на идиота? Я…

— Ради Бога, прикажи им привязать меня к стулу, если хочешь, но мы должны поговорить без свидетелей, — Бенедикт бросил на Генри упрямый взгляд и замолчал, мысленно умоляя брата выполнить его просьбу.

Генри критически усмехнулся, но все же задумался. В темных глазах светилась неуверенность: очевидно, он не совсем представлял, что делать дальше. Не такого ожидал Бенедикт от графа Даннингтона. Наконец он сухо кивнул и велел своим людям привязать Бенедикта к стулу.

Как только приказ был выполнен, Генри отослал своих людей и велел ожидать за дверью, после чего с преувеличенным почтением велел Бенедикту продолжать.

В тот момент Бенедикт решил, что покончил с тайнами. Покончил с обманом, с двойной жизнью, с ложью семье и друзьям. Похоже, что все это привело его в убогий кабинет, к старому стулу и веревке, которой он привязан. К потере доверия одного их старых друзей. К боли и страданиям самой главной женщины в его жизни.

Он представил Эви, сидящую на каменной скамье в саду, залитом лунным светом. Невинную. Не заслуживающую лжи, особенно приведшей к тому, что негодяй едва ее не убил. Не заслуживавшую человека, подобного ему…

Бенедикт решительно поднял глаза на брата.

— Клянусь могилой отца: все, что я сейчас скажу, — полная и неоспоримая истина. Еще в школе меня завербовало Военное министерство. Их заинтересовали мои способности фехтовальщика и боксера, а также прекрасное владение французским. Все это, вместе взятое, сделало меня идеальным кандидатом в агенты короны.

Генри ошеломленно смотрел на него. Но Бенедикт продолжал, не давая ему возможности перебить себя:

— Я встретил Рено почти год назад, когда мне поручили внедриться в его шайку. Благодаря мне были захвачены и арестованы почти все члены шайки. Он сбежал, но в последующем хаосе его брат набросился на меня, и мне пришлось его убить. Я знал, что Рено захочет отомстить, но считал, что моего истинного имени никто не знает. Когда я услышал, что он снова взялся за прежнее, то решил начать расследование. Тогда и под слушая ваш разговор.

Генри молчал, глядя на Бенедикта так, словно пытался читать его мысли.

— Ты лжешь.

Бенедикт медленно покачал головой:

— Я знал, что для Даннингтонов настали трудные времена, и подумал, что ты нашел легкий выход. Последнюю неделю я невыносимо терзался, стараясь осознать тот факт, что придется сдать тебя властям и увидеть крах семьи.

Ну вот. Все тайны раскрыты. Боже, почему он не был честен с Эви?!

Бенедикт покачал головой. Нужно думать о настоящем.

Генри тяжело опустился на стул. Он по-прежнему молчал.

Бенедикт прекрасно сознавал, что признавшись в своей службе короне, он только что закончил карьеру агента. Тем более что Рено его скомпрометировал.

Но как ни странно, Бенедикт не испытывал сожаления о том, что эта часть жизни осталась позади. Зря он не принял этого решения до того, как причинил зло людям, которых любил.

Генри беспомощно воззрился на Бенедикта:

— Я считал тебя изменником. У него были доказательства: письма, которые ты ему писал.

И тут Бенедикта осенило. Письма были написаны до облавы на шайку! И конечно, кажутся обличающими!

— И что он предложил? Какова истинная природа ваших отношений?

— Он не столько предлагал, сколько требовал, — загадочно ответил Генри.

— И что, черт побери, это должно значить?

— На случай, если ты забыл: ты чертов граф Даннингтон. И мне постоянно твердили, что на свете есть очень немного людей, имеющих право что-либо потребовать от тебя. Я твердо уверен, что Рено — не один из них.

Генри повертел изящную чернильницу, старательно избегая взгляда Бенедикта. И наконец заговорил, тихо, тщательно подбирая слова:

— Он угрожал донести на тебя как на государственного изменника и опозорить мое имя. Он хорошо подготовился. И знал обо всех долгах поместья. Словом, припер меня к стенке.

Бенедикт тяжело вздохнул. Его слегка тошнило от самого себя: ощущение, которое, к сожалению, появлялось в последнее время все чаще.

— Что он требовал?

— Позаботиться о доставке нескольких партий контрабандного товара, то есть доделать работу, которую ты не закончил.

Он почувствовал некоторое облегчение от сознания того, что брат не по доброй воле стал членом шайки. Что теперь не придется вывалять в грязи фамильное имя. Такой же сильной была надежда на то, что он вновь увидит Эви.

— Боюсь, я совершил ужасную ошибку, — пробормотал Генри.

— Ты делал то, что считал должным и правильным.

— Нет, ты не понимаешь, — пробормотал Генри. — Я говорю не о прошлом. А о будущем. Я… я послал за Рено. Поэтому и держу тебя здесь. Послал за Рено, как он и велел, и он скоро будет.

О Господи!

От потрясения Бенедикт потерял дар речи. Только пытался придумать, как теперь быть.

— Он приедет? Сейчас? — наконец выдавил Бенедикт и стал сыпать проклятиями, пытаясь разорвать путы. — Генри, ради всего святого, сколько у нас времени? Он убьет меня на месте. А может, и обоих.

Генри встал и поспешил к двери.

— Освободите его, Найджел! Скорее!

Растерянный лакей переводил взгляд с Генри на Бенедикта. Атмосфера в комнате не слишком изменилась с тех пор, как они вышли, и теперь Найджел не мог взять в толк, что происходит.

Генри раздраженно глянул на лакея:

— Немедленно, Найджел!

Когда он неуверенно посмотрел на часы, сердце Бенедикта упало. У него возникло ужасное предчувствие, что до появления врага остаются не часы, а минуты.

Помоги им небо.

«Дорогой папа!

Все это уже было раньше. Но с тех пор столько изменилось! Должна признаться, что мистер Бенедикт на самом деле мистер Бенедикт Хастингс. Это очень долгая история, которую я обязательно тебе расскажу. Но теперь должна сказать одно: я еду к нему. Не бойся за меня, потому что сейчас с ним Ричард, и он проводит меня домой, когда я выполню свою миссию. Я люблю его всем сердцем, папа. И должна сказать ему, что прощаю. Между нами было столько непонимания. И теперь необходимо, чтобы он услышал эти слова из моих уст.

Восемь лет назад, когда я попыталась уехать, чтобы найти его, меня подталкивали собственная обида и его предательство. На этот раз я хочу, чтобы он не страдал. Не испытывал ту же боль, что и я. Пожалуйста, не тревожься за меня, и, умоляю, не нужно ехать за мной. Вернувшись, я стану доживать свою жизнь, с радостью сознавая, что узнала хоть и короткую, но любовь. Конечно, сердце мое будет разбито, но я по крайней мере больше не стану испытывать страх и сомнения.