Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Падение не испугало и не лишило меня энергии. Через секунду я был уже на ногах. Схватив узду, я вскочил в седло. Но когда повернул лошадь, собираясь продолжить погоню, я ничего не увидел перед собой.
Белый мустанг исчез.
Глава LXV
ЗАРОСЛИ
Трудно представить себе мой гнев и отчаяние!
На этот раз в исчезновении мустанга не было ничего таинственного: передо мной расстилались заросли кустарника.
Я, правда, не видал мустанга, но зато отчетливо слышал его.
Звонко отдавались удары копыт о твердую землю, под его ногами хрустели сухие ветки и шелестела раздвигаемая им листва.
Не взглянув даже, куда ведет след, я стремглав бросился в ту сторону, откуда доносились звуки.
Второпях я не разыскал прореди и направил Моро прямо в чащу.
Раздвигая грудью высокие кусты, доходившие ему до шеи, перепрыгивая через ветки, мой славный боевой товарищ продвигался вперед. Но не успел он сделать и тридцати шагов, как я раскаялся в своем опрометчивом поступке.
Шаги Моро заглушали звонкий стук копыт, хруст хвороста и свист зеленых ветвей.
Мы ехали вслепую, но, когда останавливались, я еще различал тяжелую поступь Белого мустанга, с трудом пробивавшегося сквозь заросли. Шум постепенно ослабевал и удалялся. С каждым разом ой доносился глуше, и, лишь напрягая слух, я улавливал его.
Снова пришпорил я коня, почти наугад повернув его в сторону. Но через сотню приблизительно шагов мне пришлось вторично задержаться, чтобы проверить направление.
Тщетно прислушивался я: ни шороха, ни звука.
Быть может, белый конь стоит, притаившись где-нибудь невдалеке, или — второе предположение значительно вероятнее — он настолько обогнал меня, что до меня уже не долетает стук его копыт.
Почти невменяемый, раздраженный на собственную глупость, я потерял способность хладнокровно рассуждать; не думая о последствиях, снова пришпорил я коня и еще дальше углубился в чащу.
Еще несколько сотен шагов — и полное отчаяние овладело мной: таким путем я ничего не добьюсь! Никогда не поймать мне Белого мустанга!
Снова остановил я Моро. Прислушался. Передо мной простирались необозримые заросли, нависла гробовая тишина. Даже птицы не порхали в кустах. Все как будто вымерло.
Я проклинал свою неосторожность. Если бы я не поторопился, а спокойно разыскал следы, я не потерял бы из виду Белого мустанга! Какой бы путь ни избрал степной жеребец, он был доступен и для Моро.
— А теперь, — в отчаянии повторил я, — я не знаю, куда он скрылся… Все погибло по моей собственной вине!
Пытаясь разыскать следы, я метался во все стороны.
Сначала я поехал в одном направлении, потом в другом.
Напрасно терял я время: ни отпечатков копыт на земле, ни сломанных ветвей я не находил.
Наконец я решил вернуться в прерию и оттуда продолжать погоню по следам, оставленным Белым мустангом.
Такой образ действий был самым разумным; впрочем, выбора у меня не было: поневоле пришлось отступить. Я был убежден, что с легкостью найду след мустанга, если вернусь на опушку кустарника.
С этим намерением я повернул коня и двинулся в ту сторону, где, по моему убеждению, лежала прерия.
Прошло около получаса, и я покрыл больше мили: опушки нет! Снова повернул и проехал не меньше двух миль в обратную сторону, метался вправо и влево и наконец, изнемогая от усталости, остановил коня.
Сомнений нет: я заблудился!
Заблудился в зарослях. В непроходимых выжженных солнцем джунглях, где каждое растение вооружено шипами и защищает свою землю от вторжения чужака. Вплоть до трав, здесь всякое растение ранит путника: ведь даже узловатые стебли мез-кита покрыты острыми колючками.
Я поплатился за свою смелость: пробираясь в зарослях, я в клочья разорвал одежду и до крови расцарапал ноги.
Расцарапал ноги… Каково же бедной Изолине?! Что сталось с ее стройными ножками, нежно округленными руками, гладкой кожей? Тысячи шипов вонзились в ее тело!
Только стремительные действия могли отвлечь меня от этих мрачных мыслей. Снова натянул я узду и погнал Моро вперед.
Глава LXVI
ВСТРЕЧА С ДИКИМИ КАБАНАМИ
Как мог я проверить направление? Смутно помнил я, что мы продвигались с трапперами на запад. Следовательно, прерия лежит на востоке от зарослей.
Но как отличить запад от востока, когда перед тобой расстилается безбрежное море кустарника, а небо обложено свинцовыми тучами, сквозь которые не пробиваются солнечные лучи?
В северном лесу задача моя упростилась бы: дуб, вяз, клен, бук, дикая смоковница или ясень заменили бы мне компас.
По стволу любого из этих деревьев я определил бы, где юг. Но в густых зарослях, где росли одни колючие кустарники, я совершенно растерялся.
Своеобразная растительность, свойственная безводным местностям, была мне чужой. Существуют, конечно, знатоки, которые, очутившись в кустарнике, с легкостью указывают часть света, не справляясь с компасом и не гладя на небо. Но, к сожалению, я был не из их числа.
Я не мог придумать ничего лучшего, как довериться своей лошади.
Не раз, заблудившись в темном лесу или в незнакомой степи, я полагался на инстинкт Моро, и верный конь мой спасал меня из безвыходного, как мне казалось, положения.
Моро вывез бы меня на дорогу, по которой мы приехали, если б путь этот вел домой. Но ни у меня, ни у лошади моей не было дома. В этой стране мы были пришельцами. Мы с Моро — бродячие рейнджеры. Много лет уже мы переезжаем с места на место, и каждое наше очередное пристанище отстоит от предыдущего на