Двое знакомых ему церковников тоже вышли, оставив Асмера с, как он подумал, представителем церкви Разума. Тот, не торопясь достал откуда-то стул, и, перевернув его спинкой к Асмеру, сел на него. Когда-то Асмер сам сидел так, допрашивая преступников, а теперь он сам был своего рода преступником, по крайней мере, в холодных глазах сидящего перед ним человека.

– Жизнь, какая же ты ироничная сука! – подумал он.

– Итак, что ты делал на дороге в Акрылах? – раздался металлический голос.

– Расследовал убийство.

– Просто уточню. Убийство Арне Кристенсена?

– Да.

– Зачем тебе это? Насколько мне известно, ты больше не детектив.

Асмер молчал.

– И каким образом ты хотел раскрыть его? Плутая по лесам? – он наклонился ближе. – Не волнуйся, я лишь дал тебе возможность исповедоваться в последний раз. Меня не волнует, что ты делал за стеной. Мертвец все-равно ничего никому не расскажет.

Асмер молчал. Он не верил, что это его конец.

Неужели весь этот путь, все эти смерти зря?

Где-то внутри будто бы еще тлела надежда на спасение, грея своим тусклым огоньком веру в счастливый конец.

– Развлекайся, – сказал церковник, поднимаясь. – Быть может мы еще увидимся.

Когда он вышел, Асмер лихорадочно принялся искать что-то, что могло бы помочь ему, что помогло бы разрезать веревки на руках. Справа от него стоял стол, на котором покоились принесенные доктором инструменты, но дотянуться до них связанными за спиной руками было невозможно. Стул тоже не двигался ни на миллиметр. Так что через несколько минут попыток, он сдался и стал просто ждать. Ждать чуда.

– А вооооот и я. Ты ждал меня, дружок? – дверь распахнулась, и из-за стены показалась улыбающаяся физиономия человека в белом халате. Он снял медицинскую маску, и Асмер понял, почему он ее носил. Таких лиц Асмеру еще не приходилось видеть. Вся нижняя его часть, от подбородка до носа была словно ободрана, словно кто-то содрал с нее кожу. Асмер видел голые мышцы, сухожилия и связки. А еще раскрытый в безумной улыбке рот с кривыми желтыми зубами.

Пританцовывая, врач на цыпочках, словно балерина, подбежал к столу с инструментами. Закрыв глаза правой рукой, левой начал водить над ящиком, приговаривая:

Раз ноготок

Два ноготок

Ножичком в глазик

Шилочком в бок

Раз ноготок

Два ноготок

Не скоро ты станешь

Трупом, дружок.

На слове дружок, он схватил длинную иглу, и радостно рассмеялся, облизывая ее изуродованным языком, а затем, все также подпрыгивая на носочках, подбежал к Асмеру, а затем зашептал:

– Не волнуйся. На ближайшие полчаса ты только мой. Никто нам не помешает. Надеюсь, с тобой будет весело. АХХАХАХАХАХ. Можешь звать меня док… просто док. Очень приятно.

Асмер почувствовал, как что-то влажное, но очень бугристое и шершавое, как наждачная бумага, коснулось его щеки. Безумец отпрянул от него с высунутым языком с очень расстроенным видом.

– Какой-то ты горький. Ай ай ай. Давно не мылся?

– Давненько, – хотел пожать плечами Асмер, но забыл, что не мог ими пошевелить.

– Ничего страшного, – улыбнулся Док. И в улыбке этой не было ничего приятного. – Что-то мы зря теряем время, да?

– Мне итак хорошо… – сказал Асмер, со страхом глядя на орудия пыток в метре от него.

– Эх, – док укоризненно покачал головой. – Жизнь то проходит. Надо ловить момент.

И с этими словами отвязал руки Асмера. На долю секунды он вдруг поверил, что это его шанс. Нужно было только собрать все свои силы и ударить, но руки не слушались. Повисли плетями вдоль тела. Док поднял их, а затем пристегнул ремнями к подлокотникам стула. Асмеру было страшно смотреть на свои пальцы. Они были синие от недостатка крови, а вены на них сильно вздулись, но в новом положении, когда запястья больше не стягивали веревки, кровь начала поступать. И Асмер это чувствовал.

Закончив с креплениями, Док поднял иглу выше, демонстрируя ее Асмеру, а затем медленно, с наслаждением загнал ее под ноготь указательного пальца. Сначала Асмер был рад, что его руки онемели, ведь первые несколько секунд, когда игла заходила в его плоть, он ничего не чувствовал, кроме неприятного щекотания. Но затем из его рта вырвался крик. Игла зашла уже примерно на треть, когда на него свалился весь океан боли. Она продолжала двигаться, разрывая мышцы и мясо.

– Кричи. Кричи. Это для меня как муузыка, – над ухом Амера раздалось мурлыканье. – Не хочешь? Ну ничего… Всему свое время… Забыл? Полчаса… Только ты да я.

Асмер посмотрел на песочные часы. Времени было еще много, и это его совсем не радовало.

Острая режущая боль на секунду утихла. Ее заменила ноющая. Док вынул иглу, и из пальца хлынула кровь.

– Сейчас, погоди. Вот так. Так лучше? – ласково и заботливо спросил он, обматывая палец бинтом.

Асмер молчал.

– Так лучше? – закричал Док, сжимая поврежденный палец.

Асмеру пришлось кивнуть.

– Вот и ладушки. Эх… Жалко, что у тебя короткие пальцы. Ну, ничего, у тебя их десять.

Когда песочные часы отмерили двадцать минут, все, до одного пальцы Асмера были перемотаны пропитанными кровью бинтами, а прямо под ним сверкали гранатом богровые капли. Некотрые из них сливались друг с другом воедино, и подобно маленьким ручейкам, образующим реки и моря, рисовали на полу озера крови, соединенные тонкими ручьями.

Картина, нарисованная багровыми маслянными красками, отпечаталась на сетчатке Асмера. Он сосредоточился на постепенно затвердевающей, застывающей краске, крови, покрывающейся пленкой. Это помогало не думать о ноющих пальцах, о боли саднящей в них.

Асмер не кричал. Терпел.

– А ты крепкий. Но мы это исправим, – сказал Док, подойдя к ящику с инструментами.

Кричать не было смысла. И Асмер прекрасно это понимал. Кто знает, может крик раззадорил бы мучителя еще сильнее? Вдруг пытки от этого стали бы еще более болезненными. Асмер хотел потерять сознание, хотел отрубиться и не чувствовать боли, но пока, у него лишь немного потемнело в глазах, хотя боль была адская. Но он с ней мирился, хотя уже не совсем верил в удачный для себя исход.

– Раз два три четыре пять

Посчитаю я опять

Чем же, чем же мне тебя пытать?

Чтобы начал ты кричать?

Снова раздалась эта страшная считалка. Голос стал еще более низким и булькающим.

Асмер медленно поднял глаза.

Док прыгал около ящика, радостно размахивая скальпелем и острыми щипцами. Из его рта, лопаясь, вылетали пузырьки слюны, а глаза стали еще безумнее. Изуродованная нижняя часть лица снова разошлась ужасной улыбкой.

– На этот раз я услышу твой сладкий крик. Ты будешь кричать. Я обещаю. – Прорычал он, подбегая к белому, как бумага пленнику.

Асмер не