Рудольф пошарил в кармане и извлек импульсный цилиндрик.

— Вот. Это — самое главное, что мне оставил Терентий. Самое секретное. Извините, но я обещал ему не посвящать в подробности никого. Он очень надеялся, что пользоваться этим мне не придется… Здесь — гарантия, что адмирал Вардан выполнит нашу просьбу. Так Терентий сказал, и я ему верю. Во всяком случае, это огромный шанс.

Генералы переглянулись.

— Что вы собираетесь написать Вардану? — очень тихо спросил Флавий.

— Попросить его срочно прибыть сюда. С флотом, позволяющим перевезти… — Рудольф замялся.

— Две дивизии полного штата вместе с техникой, плюс неопределенное количество гражданских лиц, — сказал Флавий. — И корабли, способные нас прикрыть.

— И если это делать, то немедленно, — добавил Хризодракон. — Пока противник не догадался, что мы способны на такой ход. Иначе все усложнится.

— Мягко говоря, — согласился Флавий. — Рудольф, вы можете сделать это прямо сейчас? Прямо отсюда?

Рудольф взял свой комм и положил его перед собой на стол, чтобы все видели.

— Защищенная связь работает. Значит, да.

— Связывайтесь с «Калипсо», и да помогут нам боги в нашем безумии, — сказал Хризодракон.

Платон Арианит вышел из госпиталя святого Роха в восемь часов вечера. Он очень устал. Полдня ушло на дифференциальный диагноз больной, поступившей со странным поражением покровов: голова 16–летней девушки, еще неделю назад здоровой и красивой, сейчас напоминала выгоревшую головешку, только почему–то мягкую. Черты лица, когда–то тонкие, изящные, были просто стерты. Бригада вскинулась: не столкнулись ли мы с чем–то истинно чужим? Нет, не столкнулись. Всего лишь молниеносная форма глубокого микоза, вызванная мутантным штаммом вполне земного гриба. Платон поморщился. Ладно, вылечим. И не такое лечили… Ретровирусная терапия, и регенеративная пластика потом. Будет как новая… Штамм этот, однако, придется культивировать. Тоже не такое простое дело… Ладно, сейчас задачи розданы, и можно сделать перерыв на несколько часов… заслужили мы это, ей же богу… Он спустился на лифте, кивнул привратнику, толкнул тяжелую дверь лечебного корпуса и с наслаждением вышел на закат.

Город был полон света. Платон зашагал по Кленовому бульвару в сторону пересечения с проспектом Императора Льва. Очень красивый перекресток, с причудливыми домами вокруг, с фонтаном…

Он совсем забыл, что в городе войска. У фонтана стояли два панцервагена, один из них — с флагом. Обычное имперское знамя, оранжевое с двуглавым орлом. Солдат в шлеме, похожем на мотоциклетный, заступил Платону дорогу и попросил показать документы.

Платон с трудом задавил вспышку темно–желтой ярости. Ублюдки… Чтоб вы глубже Тартара провалились с вашими военными играми… Он показал солдату удостоверение, посмотрел, как тот салютует — «Благодарю вас, господин подполковник, счастливого пути», — и пошел по бульвару дальше. Настроение было испорчено.

Когда он вошел домой, почти стемнело. Последние лучи заката отражались в стеклянных шкафах со старомодными бумажными книгами — квартира располагалась высоко, двадцатый этаж… Платон прошел в кабинет, зажег настольную лампу и запустил ординатор, имевший выход на внутреннюю номенклатурную сеть.

Ника не звонила. Вообще сегодня не звонила и не писала. Почему? Сидит в поместье? Там–то, наверное, все спокойно… А вот все ли? В относительно провинциальную Теофанию вошла, видимо, не меньше чем легкая бригада — это если судить по количеству солдат и машин, попадавшихся на улицах. А уж для Аполлонии–то новая власть наверняка не пожалела целой дивизии. Так… Вот как раз и утренняя новость из этой самой Аполлонии: смерть имперского протохартулария Терентия Мильтиада. От разрыва сердца. Очень мило.

Прежде чем звонить Нике, Платон пробежался по доступным подключениям. Официальных новостей было мало, а большинство каналов связи не действовало. Со своего домашнего комма Платон мог беспрепятственно связаться только с военной администрацией. Так… Аполлония — оперативный район 1–й дивизии… Теофания — 2–й дивизии… Каракка — 4–й дивизии… В Беренике — вообще непонятно что, какая–то армейская группа… Ладно. Сейчас было ясно одно: Аполлония занята мятежниками.

Значит?..

Значит, адмирал Докиан или арестован, или убит. Во всяком случае, он — не в деле. Даже если скрылся… хотя может ли такой человек скрыться?.. Раз он до сих пор никак себя не проявил — значит, нет его. Увы.

Одной большой фигурой на доске меньше.

Только бы не начались бои, подумал Платон. Из доступных данных было совершенно непонятно, все ли войска на Антиохии подчинились мятежникам. Уж лучше бы — да. Потому что если здесь начнутся серьезные бои… Здесь — на планете, которая не то что войн, а и разбойников–то настоящих никогда не видела…

О, черт.

Платон набрал номер Ники и включил оптическую связь. Ему хотелось ее видеть.

И он поразился, увидев ее. Она будто постарела лет на восемь. Черты стали резкими, под глазами легли тени.

— У тебя все хорошо? — спросила она.

Платон виновато улыбнулся.

— Да. Я спокойно работаю. Ты, я надеюсь, в поместье? Не выезжала?

Она устало мотнула головой.

— Как там Теофил? — спросил Платон. Его это не очень интересовало, но обстановку вокруг сестры надо было знать.

Ника пожала плечами.

— Да как… Расстроен. Передвигается как старик. Ты знаешь, что сегодня его друг погиб? Дядя Терентий… я‑то его знала мало, а вот Андроник — с младенчества…

— Знаю. Я о нем кое–что слышал. Очень был достойный человек.

Ника неожиданно всхлипнула.

— Это кончится, — сказал Платон.

Она подняла глаза.

— Ты уверен?..

— Нет, — ответил Платон честно. — Понимаешь… человечество гораздо глупее, чем люди в целом. Иногда оно просто безумно… Ты знаешь, кто такой Генри Луи Фаже?

Ника покачала головой.

— Это североамериканский ученый, который в двадцатом веке изобрел химиотерапевтическое средство от проказы. Не от той, которая у нас здесь, а от самой обычной, земной. Читала, наверное, про такое… Ника, он спас десятки миллионов людей. Просто как химик, своим искусством. Я даже не знаю, как считать — сколько он спас. А ты о нем даже не слышала. И я бы не слышал, наверное, если бы не работал в похожей области… Я почему говорю: он сделал свое открытие чуть ли не в том же году, когда началась Вторая Мировая война. И вот имена стратегов этой войны мы знаем прекрасно, что ты! До сих пор. Константин Каподистрия, Антон Туркул, Эрвин Роммель… все эти кровопийцы, будь они прокляты… Которые только и умели, что убивать. И прославились тем, что убивали хорошо. Ты от меня раньше не слышала таких глупостей, да? Я идеалист. Помнишь, ты мне это однажды в четырнадцать лет сказала? А я обиделся…