с момента введения чрезвычайного положения, показало, что личный состав в основном выполнил задачи, поставленные перед ним руководством страны.

Ввиду этого коллегия Министерства обороны СССР считает целесообразным осуществить планомерный вывод воинских подразделений и частей из мест, где они находились для стабилизации обстановки, в ППД.

Коллегия Министерства обороны СССР заявляет, что Советские Вооруженные Силы были, есть и будут частью народа, верным защитником его коренных жизненных интересов. Они твердо поддерживают политику перестройки, обновления советского общества, сохранения и упрочения международного мира и всеобщей безопасности и всегда готовы обеспечить достаточную и надежную оборону нашей страны.

МОИСЕЕВ, 21.8.91 г. КОЧЕТКОВ, 21.8.91 г.

Министру обороны Язову рекомендовалось выйти из состава ГКЧП. Язов согласился со всем предложениями, кроме одного: выхода из ГКЧП.

— Это мой крест, — заявил он. — Буду нести его до конца. Я попал в состав ГКЧП по должности, выйти уже не могу. И добавил: — Я не мальчишка: сегодня одно, а завтра — другое.

После чего подписал шифрограмму: «Войскам, привлекавшимся для решения задач по охране важнейших военных и административных объектов и стабилизации обстановки в городах Москва, Ленинград и некоторых других местах, 21 августа 1991 года начать возвращение в исходные пункты. Объединения, соединения, части и учреждения всех видов Вооруженных сил СССР, приведенные ранее в повышенную боевую готовность, привести в состояние постоянной готовности».

Язов не явился на утреннее заседание ГКЧП. Вместо него поехал Варенников. Когда он сообщил о решении Язова, все возмутились:

— По какому праву он единолично отменил решение ГКЧП о вводе войск?

Тогда они решили ехать к нему сами.

В 10 часов утра Крючков и несколько членов ГКЧП, а также Шенин, первый секретарь МГК КПСС Прокофьев и Плеханов были уже в кабинете Язова на Фрунзенской набережной.

Министр обороны встретил их внешне спокойно, но потом дал волю своим эмоциям. Высказал недовольство бездействием ГКЧП. Подтвердил свой приказ о выводе войск из Москвы и отмене комендантского часа, введенного 20-го вечером.

Что там происходило? Крючков описал совещание в общих чертах. «Обсудили обстановку, ночное кровопролитие и пришли к выводу, что далее рисковать нельзя, и потому решили прекратить деятельность Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, выехать в Форос к Горбачеву, еще раз доложить ему обстановку, попытаться убедить принять какие-то шаги для спасения государства от развала».

«Подробности!» — наверняка потребуют любознательные читатели. Подробности кроются в словах: «Язов, вы предали нас…»

Позднее заместитель министра обороны генерал-полковник В. Ачалов рассказывал: «Перед коллегией министерства обороны, назначенной на 8 утра Язовым, я стал свидетелем его разговора с Крючковым. Разговор был жесткий. Язов говорил в трубку: “Я выхожу из игры. Сейчас собирается коллегия, которая примет решение о выводе войск из Москвы. Ни на какие совещания к вам я не поеду!” Оторопевшие руководители ГКЧП поспешили к нему сами».

Ачалов подтвердил, что приехавшие в течение полутора часов уговаривали Язова не выводить войска и не отстраняться от участия в начатом деле. Но переживания от гибели трех человек на Садовом кольце были настолько велики, что Язов упорно стоял на своем: он не будет отменять приказ:

— Если не убрать армейские подразделения, вряд ли удастся избежать новых столкновений. Достаточно поджечь один танк с боекомплектом, и быть большой беде.

Атмосферу, в которой происходил разговор, передает протокол допроса Язова после его ареста. Бакланов, теряя терпение, нервно спросил:

— Зачем тогда надо было начинать?

— Что ж, мы начали, чтобы стрелять? — ответил он. — Умели напакостить, надо уметь и отвечать.

— Как они реагировали на это? — спросил следователь.

— Бурно. Все реагировали очень бурно.

На вопрос, в чем заключалась миссия приехавших, Язов ответил:

— Уговорить меня продолжать действовать.

— Кто конкретно призывал к этому?

— Крючков призывал, говорил, что не все потеряно, что нужно вести какую-то «вязкую борьбу». Тизяков, несколько нервничая, высказал в мой адрес целую тираду: «Я… воевал, прошел фронт. У меня нет никого. Только приемный сын. Он один проживет. Я готов на плаху. Но то, что вы, Дмитрий Тимофеевич, сделали, — это подлость…» Прокофьев начал: «Я провел совещание, обнадежил людей, а вы предаете…» Спрашиваю: «Ну хорошо, скажи, что делать? Стрелять?»

Из дальнейших показаний Язова: «Предложил лететь к Горбачеву, включить связь, сказать правду народу. “Другого выхода нет, не понимаете, что ли?” — спрашиваю их. Кто-то вспомнил о Лукьянове, дескать, надо с ним обсудить обстановку. Я Крючкову говорю: “Вы все знаете, кто где находится. Звоните ему”. Крючков пригласил Лукьянова. Когда приехал Лукьянов, я сказал ему, что решил ехать к Михаилу Сергеевичу.

Крючков вдруг стал говорить, что он договорился с Ельциным выступить на сессии Верховного Совета России. Я ему говорю: “Ты можешь выступать, а мы полетим. Только напиши записку, кто там дает распоряжение, чтобы Горбачеву связь включили”.

Крючков сказал, что тоже полетит. По времени было часов двенадцать. Решили лететь: Лукьянов, Бакланов, Тизяков, Крючков… Все были такие возбужденные, ходили, нервничали, курили. Ну, в общем, переругались. Здесь бы я подтвердил слова Ельцина: “Пауки в банке перегрызлись”».

Утро 21-го. Ельцин

В 10 часов утра и.о. председателя Верховного Совета РСФСР РИ. Хасбулатов открыл чрезвычайную сессию российского парламента. Повестка дня: «О политической ситуации в РСФСР, сложившейся в результате государственного переворота».

Хасбулатов назвал ГКЧП самозванной хунтой, отстранившей от власти законного президента страны, осуществившей контрреволюционный государственный переворот. Заговорщики ставили своей стратегической задачей отстранение от власти российского руководства, захват и интернирование президента России, прогрессивных деятелей Верховного Совета и правительства.

Затем слово было предоставлено Ельцину. Он сообщил о тех указаниях, которые были приняты им как российским президентом и попросил их утвердить, поскольку такие решения требовали согласия парламента.

Выступил советник Горбачева Г.Х. Шахназаров. Сказал, что отдыхал в санатории на южном берегу Крыма.

— Михаил Сергеевич несколько раз связывался со мной по телефону, — сообщил он. — Как обычно, он продолжает интенсивно работать и на отдыхе. Мы