После отъезда российской делегации в Форос в кабинете у Ельцина собрались люди из его ближнего круга. Обсуждали, что делать с членами ГКЧП.

По словам Генпрокурора РСФСР Степанкова, прежде всего нужно было заручиться поддержкой Генерального прокурора СССР Трубина. Среди заговорщиков были депутаты союзного парламента. Российская прокуратура не имела права не то что их арестовать, она не могла даже возбудить против них уголовного дела. Кроме того, неясно было, чем закончится форосский рейс Руцкого.

«И на том совещании у Ельцина я стал добиваться, чтобы президент воздействовал на Генерального прокурора СССР, - делился своими воспоминаниями Степанков. — Только Трубин мог придать предстоящим арестам легитимность. Только он мог получить от Верховного Совета СССР согласие на лишение депутатского иммунитета подлежащих аресту лиц. В итоге трудных телефонных переговоров российского президента с Генеральным прокурором СССР была достигнутая принципиальная договоренность о сотрудничестве прокуратур России и Союза». Ситуация прояснилась около 18 часов, когда Горбачев из Фороса позвонил Ельцину. Степанков, по его словам, убедился, что Михаил Сергеевич здоров, был насильно изолирован, а ГКЧП действовал, не получив от него никаких полномочий.

«После телефонного разговора с Горбачевым, — описывает дальнейшие события Степанков, — Трубин объявил о возбуждении уголовного дела против организаторов антиконституционного переворота. На аресты он пока не решался. Но зато дал понять, что не против того, чтобы дать карт-бланш прокуратуре России. Теперь я имел и основания, и возможности для принятия правовых решений: о возбуждении уголовного дела, задержании и арестах. Времени было в обрез. А дел — невпроворот. Я, Лисов и несколько следователей срочно готовили необходимые документы. Компьютеров у нас тогда не было. Печатали на пишущих машинках прямо у меня в кабинете. Я быстро вычитывал, подписывал, ставил печать…»

На вечернем заседании чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР Хасбулатов предоставил слово Ельцину для срочного сообщения. Слово — стенограмме заседания.

«На сегодняшний час, — пафосом в голосе объявил он, — задержаны и находятся в соответствующих определенных местах бывший министр обороны Язов (аплодисменты), бывший председатель Комитета госбезопасности Крючков (аплодисменты). В связи с тем, что председатель Кабинета министров Павлов находится в больнице, к нему приставлена соответствующая охрана (аплодисменты). Взят под стражу Янаев (аплодисменты). Взят под стражу генеральный директор завода имени Калинина Тизяков (аплодисменты). И сейчас группа поехала домой к министру внутренних дел, бывшему министру Пуго (аплодисменты).

Едва умолкли аплодисменты, как раздался громкий, привыкший повелевать, голос. Это был председатель российского правительства Иван Силаев: “Я хочу сказать о том, чего пока не знают многие члены Верховного Совета о Лукьянове. По существу, он был главным идеологом всего происшествия (аплодисменты). Он был главным идеологом этой хунты (аплодисменты)”».

Позднее Ельцин напишет в своих «Записках президента» такие строки о Силаеве: «Вечером 19 августа ко мне в кабинет в “Белом доме” зашел Председатель Совета Министров Иван Степанович Силаев и сказал: “Борис Николаевич, простите, но я уйду домой. Хочу быть с семьей в эту ночь”. И в его глазах я прочитал: “Поражение неизбежно, я старый человек, хочу в последний раз увидеть жену и детей”.

Первой моей реакцией была какая-то растерянность… В конце концов политики — не самураи, клятву кровью они не подписывали. Я Ивана Степановича прекрасно понимал. И все же это был уход одного из лидеров. А значит — тяжелый моральный удар по оставшимся. Поэтому этот эпизод постарались обставить как необходимую меру предосторожности — один из руководителей России должен был оставаться вне стен “Белого дома”».

Вечер 21-го. ГКЧП

Самолет с членами ГКЧП через два часа полета совершил посадку на аэродроме Бельбек. Оттуда на машинах — в Форос. Горбачеву, естественно, доложили об их прибытии, но он не торопился принимать. В томительном ожидании провели почти четыре часа.

«Прибывшие сразу потребовали встречи, — описывал ситуацию Горбачев. — Я велел охране, уже зная, что они едут, занять позиции в доме и около него, быть готовыми открыть огонь, если будут предприниматься попытки войти на дачу без моего разрешения. Такая попытка была со стороны Лукьянова и Ивашко, которые говорили охране, что они не имеют ничего общего с путчистами, и повторяли это мне, когда я в конце концов все-таки их принял».

От имени Горбачева прибывшим передали, что в Форос вылетела российская группа, ее ждет Михаил Сергеевич и примет раньше. А уж потом — их, гэкачепистов. Так что, ждите…

Им стало ясно, к чему клонилось дело. Могли ли они немедленно выехать на аэродром и возвратиться в Москву? Крючков впоследствии говорил: такая возможность была. Но они не воспользовались ею, потому что прилетели в Форос с добрыми намерениями.

«Можно было бы обратиться к местным военным, — вспоминал он, — и наверняка получить у них поддержку. Однако в наши намерения входило совсем другое. Мы прибыли доложить обстановку, объяснить наши действия, рассказать, что произошло в стране за истекшие двое суток и какие выводы из всего этого напрашиваются. Мы вовсе не собирались просить у Горбачева о каком-то снисхождении или милосердии лично для себя». Лукьянов и Ивашко действительно проследовали к Горбачеву. Они вернулись к остальным и сказали, что разговор был относительно спокойный. Михаил Сергеевич примет Крючкова и других, но только после встречи с делегацией российского руководства. Она уже на подъезде к Форосу.

Делегация прибыла около 18 часов и сразу же проследовала к Горбачеву. Они беседовали около двух часов, и все это время Крючков и приехавшие с ним терпеливо ждали.

В комнате, в которой они сидели, работал телевизор. Тональность новостей изменилась. Она стала откровенно осуждающей, а к вечеру — клеймящей ГКЧП. Звучали призывы строго покарать гэкачепистов.

Тизяков, сидевший рядом с товарищами, узнал из теленовостей, что его освободили от должности президента Ассоциации государственных предприятий и объединений промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, а в Свердловске, где он возглавлял научно-производственное объединение «Машиностроительный завод им. М.И. Калинина», требуют снятия его с должности.

Из дневника Р.М. Горбачевой: «…В 17.45 связь была включена. Через 73 часа. Изоляция кончилась! Арест тоже!»

О включении связи. А была ли она выключена? Историк Р. Пихоя в своей книге «Советский