Она засмеялась и сделала еще один глоток воды, совершенно не осознавая, что творит со мной, минуту за минутой.

«Я ничего в этой жизни не любил так сильно, как Тея любит это телешоу. Пока не приехал в «Голубой хребет».

– Ты должна перезвонить Делии.

– Потом.

– Она беспокоится о тебе.

Тея медленно наклонилась и схватила мою нижнюю губу зубами, нежно посасывая.

– Потом.

– Я думал, у нас дела в Нью-Йорке.

Она склонила голову и подняла край своего полотенца. Предложение.

Я сорвал с нее ткань.

– Потом так потом.

* * *

Тея позвонила Делии, а я пока принял душ. Переоделся в другую пару джинсов и натянул свежую белую футболку, Тея тем временем закончила разговор. Она закатила глаза.

– Делия хотела знать, в каком отеле мы остановились. Как будто я ей скажу. Надо было сделать селфи нас в постели, чтобы позлить ее.

– Продолжай ей отзваниваться. Пусть знает, что ты в порядке. Это все, чего она хочет.

Тея сухо посмотрела на меня.

– Она хочет твою голову на блюде, Джеймс. Как будто я вообще не могу мыслить самостоятельно.

Она с отвращением фыркнула и бросила телефон в рюкзак, затем вскочила на ноги, и ее голубые глаза загорелись. На Тее были джинсовые шорты и темно-бордовый топ с белой черепахой спереди. Она собрала волосы в высокий хвост, который подчеркивал изгиб ее шеи и изящные уши, с продетыми в них крошечными серебряными колечками.

– Первый пункт в моем списке, – сказала Тея. – Мет [3].

– Метс? [4] – спросил я, скрывая улыбку, пока натягивал ботинок. – Хочешь посмотреть бейсбол?

– Ты такой милый. Музей Метрополитен. Я проверила свой телефон, пока ты был в душе, и сейчас у них масса удивительных выставок. Одна из них – коллекция картин классических голландских мастеров, а отдел рисунков и гравюр демонстрирует кучу вещей от моего мальчика Лео да Винчи. Не говоря уже о том, что у них одна из крупнейших коллекций египетских древностей.

– Звучит неплохо.

– Ты уверен? Тебе не будет скучно? Я помню, ты сказал, что искусство не твое.

– Зато твое, – ответил я. – Это твоя поездка.

– Это наша поездка. У меня в списке только несколько обязательных к просмотру мест. Добавляй что пожелаешь.

– Мне все подходит, Тея.

Она поджала губы.

– Ладно, я подумала, что нам, наверное, стоит уехать отсюда. Мет находится возле Центрального парка. Я нашла симпатичный отель поблизости, который выглядит идеально, и на парковке не разоримся. Регистрация на новом месте не раньше четырех. Полагаю, мы можем выбраться отсюда, подъехать к парку и позавтракать перед музеем. Ну как?

– Отлично.

Мы выписались и медленно поползли из района Таймс-сквер до западной части Манхэттена, припарковали грузовик в общественном гараже, а затем пошли в кафе на завтрак. Тея все время оживленно болтала, рассказывая мне о своей жизни до аварии.

– Мне оставался год до окончания школы искусств в Ричмонде, – сказала она за яйцом, беконом и кофе. – Я надеялась, что смогу претендовать на стипендию в здешней Академии искусств, чтобы получить высшее образование. Затем грузовик разбил машину моих родителей и все мои планы. – Ее глаза наполнились слезами. – Ну и что? Я бы никогда больше не притронулась к краскам, если бы это их вернуло.

Я взял Тею за руку, когда она всхлипнула и промокнула глаза салфеткой.

– Но я собираюсь начать все сначала. Пойду обратно в школу. Думаю, этого бы хотели мама с папой.

– Я уверен, что так и есть.

– Как насчет тебя? Ты когда-нибудь думал вернуться в школу, чтобы учиться на логопеда?

Я пожал плечами.

– Немного.

– Если это действительно твоя мечта, ты должен ее осуществить. Думаю, ты стал бы прекрасным специалистом.

Она не стала развивать тему, но я все крутил ее слова у себя в голове. Жизнь с Теей была дверью в реальную жизнь, навстречу возможностям. Перед моими глазами развернулось видение будущего: Тея в студии, на левой руке мерцает кольцо, а я сижу с маленьким мальчиком, который не может говорить, и уверяю его, что все будет хорошо. Потому что у меня все получилось. Более чем получилось.

«Сочинишь ему, что он может получить все, что хочет? – усмехнулась Дорис. – Чушь и ложь. Жизнь так не работает, и ты это знаешь».

Я пытался игнорировать коварные мысли, но они укоренились во мне. Часть ткани моего существа, сотканная годами жестокого обращения и пренебрежения в испорченной системе.

Я посмотрел на Тею. Она сидела напротив меня, сияющая, красивая и полная любви. Любовь была для меня чем-то незнакомым. А вот страх – моим постоянным спутником.

«Позаботься о ней. Подари ей эту поездку. Это твоя работа. Твоя единственная задача».

– У тебя все нормально? – спросила она. – Ты какой-то грустный.

– Я в порядке.

Подошел официант и принес чек.

Тея ухватилась за бумажку, но я оказался быстрее.

– Я заплачу.

– Джимми…

– Я заплачу, Тея. – Я смягчил свой резкий тон улыбкой. – Идем. Отвезем тебя в этот музей.

Джимми и я шли по Центральному парку, от Верхнего Вест-Сайда до Верхнего Ист-Сайда, под ярким солнцем и густой влажностью. В городе все еще пахло дождем, что прошел накануне ночью, но небо было совершенно синим, без единого облачка.

– Красиво, – сказала я, прогуливаясь по дорожке. – Мне нравится этот кусочек зелени посреди бетона и стали.

Джимми издал какой-то звук, но больше ничего не сказал. Он довольно резко обрушился на меня из-за чека в ресторане, и теперь в его темных глазах скрывалась тысяча невысказанных мыслей.

Все утро я говорила о себе и своем прошлом. Рассказывать ему было все равно что разворачивать подарок, слой за слоем.

Но, возможно, Джим хотел – или ему было необходимо – рассказать о своем детстве. Я с трудом могла представить восемнадцать лет скитания по приемным семьям практически без хороших воспоминаний.

«Воспоминания в его случае вряд ли такой уж подарок».

Тем не менее, мама и папа всегда твердили, что говорить о плохих вещах – это способ лишить их силы.

– Эй, – позвала я, сунув руку в его ладонь и сжав ее. – Ты в порядке?

– Конечно. – Он ответил на пожатие. – Наверное, устал. – И выразительно посмотрел на меня. – Мало спал прошлой ночью.