– Мама! – в голос зарыдал шалун. – Не надо!

Тетка еще громче заорала на несчастного ребенка, но я перестала улавливать смысл ее злобных тирад. В мозг ввинтилась фраза, которой мать решила испугать двоечника: «Будешь сидеть в интернате взаперти, оттуда легко не отпустят». Моментально в памяти всплыл разговор с Владом Ткаченко. Он тогда обронил: «Эдита не объясняла мне причин, по которым Ляля сменила учебное заведение. Она лишь сказала: дочь отпустили из гимназии имени Ландау, девочка пойдет в другую школу».

Помнится, меня почему-то удивила фраза, оброненная ювелиром, но я не стала разбираться в собственных ощущениях. В конце концов, какая разница, где подросток получает знания? Но сейчас я неожиданно поняла, отчего сделала стойку, беседуя с Владом: из образовательного заведения могут выгнать, вытурить, вышвырнуть, школу оканчивают, меняют или бросают. Глагол «отпустить» никак не употребляют в ситуации, когда ребенка решили перевести из одной цитадели знаний в другую. Отпускают заключенных. Ну еще изредка отпускают с уроков, но ведь не из школы! Если Влад точно повторил слова Эдиты, значит, Ляля оказалась в каком-то спецучреждении для подростков, где провела целый год. По какой причине девочку наказали? Если вспомнить, как горячо Зоя Владимировна любит внучку, станет понятно: школьница сотворила нечто очень гадкое, раз бабушка пошла на такую меру.

Я схватила телефон. Если выясню, что сделала ее горячо любимая Ляля, то смогу заявить Звонаревой: «Говорите, где прячется ваша настоящая дочь, и тогда никто не узнает неприятной правды о внучке. Школьнице предстоит лечиться у психиатра за попытку убийства актрисы, но, оказывается, в прошлом у нее есть и другие тайны. Хотите, чтобы я держала рот на замке и своим рассказом не усугубила положение Ляли, немедленно назовите адрес, где находится настоящая Эдита».

Считаете мою идею некрасивой? Ну да, абсолютно верно, это шантаж. Но другим путем мне к убийце не подобраться.

Я вытащила из сумки телефон, набрала нужный номер.

– Волшебная палочка ушла ужинать! – гаркнул Димон. – И вообще…

– Немедленно отыщи гимназию имени Ландау, – перебила я хакера. – Я почти на сто процентов уверена, что она не имеет никакого отношения к великому физику Льву Ландау.

– Слышал я про собак, которые одновременно с хозяином инфаркт получают, – вдруг брякнул Коробков.

Даже на фоне обычных нелепых замечаний компьютерщика его последняя фраза звучала весьма странно.

– При чем здесь псы? – изумилась я. – Димон, у твоего компа хороший защитный экран? Похоже, излучение от монитора повлияло на мозг пользователя.

– Идет мужик домой, – спокойно продолжал Коробков, – а его четвероногий хвостатый друг чует: хозяину плохо. Бац! И оба в больнице. Мужчина и Жучка. Вот так и мы с тобой!

– Может, возьмешь градусник? – забеспокоилась я. И тут же разозлилась: – Постой-ка! Если ты существо сильного пола, то Жучка – это я?!

– Какая разница? – фыркнул Димон. – Внучка, мышка, репка… Стоило мне разработать свою версию и начать копать под гимназию Ландау, как тут же звонит Таня с просьбой отыскать это заведение. У нас с тобой телепатическая связь, как у мужика с Жучкой.

– Мне больше нравится сравнение, как у женщины и Полкана, – парировала я. – Так ты уже нарыл что-то про учебное заведение?

– Ландау – не такая уж и редкая фамилия, – завел Коробков, – зря мы решили, что Лялю отдали обучаться математике и физике. Основателя гимназии зовут Иосиф Яковлевич Ландау. Интересное, скажу тебе, местечко, нечто вроде клиники коррекции поведения. Я влез в их документы. Жесть! За большие деньги в школе пытаются справиться с асоциальными детьми. Контингент там – малолетние воришки, насильники, грабители, угонщики машин, и все они, как один, из богатых семей, с родителями, готовыми выложить не фиговые доллары за искоренение криминальных задатков у отпрысков. Сейчас в школе пятнадцать учеников, у них индивидуальные программы, дети друг с другом практически не пересекаются, к каждому приставлен личный воспитатель, психолог с дипломом. Десять ребят живут в гимназии постоянно, пятеро уезжают на ночь домой.

– Меня интересует только Ляля, – быстро сказала я.

Димон вздохнул.

– Не торопись.

– За что она попала в интернат? – не успокаивалась я.

– Звонарева не была пансионеркой, ее привозили утром и забирали вечером.

– Несущественная подробность. Назови причину помещения девчонки под наблюдение специалистов, – занервничала я.

– Не знаю, – нехотя признался Коробок.

Я сразу догадалась, почему наш компьютерный гений приуныл.

– Ты же лазил по архиву?

– Ага, – подтвердил собеседник.

– И не смог прочитать ее дело! – с некоторой долей злорадства констатировала я.

– Там ничего нет. Просто обычная анкета, отметки и нормальная характеристика. Еще приложено два заявления от Эдиты Звонаревой: «Прошу принять в гимназию мою дочь для углубленного изучения английского языка» и «Прошу отчислить мою дочь. Ребенку тяжело тратить на дорогу в школу более трех часов в день». Или они уничтожают все документы после того, как воспитанник покидает стены спецшколы, или хранят их в таком месте, куда даже я не смог залезть. Хотя, вероятно, папки с рукописными бумагами просто лежат под замком в шкафу у директора. Иногда так прятать секреты надежнее, чем помещать их в компьютер, – чересчур многословно оправдывался Дима.

– Давай все координаты гимназии! – закричала я.

– Зачем? Хочешь туда поехать? – удивился Коробок.

– Нет, собираюсь послать им поздравительную открытку к Дню святого Валентина, – фыркнула я, – а в конце сделаю приписку: сообщите мне всю правду о Ляле Звонаревой.

– Отличный ход, – одобрил Димон, – но он не сработает. Полагаю, тебя даже не пустят на территорию гимназии. Коллектив умеет хранить тайны, иначе к ним никто не обратится. Болтунов в таком месте держать не станут, и без рекомендации от хорошо известных администрации лиц с родителями предполагаемых пансионеров беседовать не захотят.

– Но как-то же туда устраиваются ученики! – справедливо заметила я.

– Безусловно, можно найти подход к директору, но могу подсказать более простой и легкий путь выяснения подробностей о Ляле, – предложил Коробков.

– Какой?

– Помнишь, я говорил, что у каждого ученика есть личный воспитатель?

– Да.

– Лялей занималась Людмила Николаевна Середко. Через пару месяцев после ухода девочки психолога со скандалом уволили – у нее случился конфликт со школьником Федором Соломатиным, с которым Середко стала заниматься после младшей Звонаревой. Воспитательница была очень недовольна, бомбардировала администрацию заявлениями, требовала выплаты трехмесячного оклада, грозилась восстановиться по суду. А потом вдруг успокоилась. Очевидно, конфликт разрешился. Дам тебе все координаты Середко, которая, думаю, до сих пор зла на хозяев гимназии и с удовольствием расскажет правду о тамошних порядках, сообщит секреты Звонаревой…