Обед продолжался исключительными сигарами мистера Брая и озадачивающим разнообразием крепких дижестивов, и хотя многие столы уже были пусты, значительное число посетителей все еще тянули время, чтобы дать уважаемым гостям миссис Брай удалиться. Церемония продолжалась у выхода из ресторана и выдалась непростой и небыстрой, пока герцогиня и леди Скиддоу бесконечно прощались и клятвенно заверяли друг дружку немедленно воссоединиться в Париже, где обе собирались задержаться и обновить гардероб по пути в Англию. Качество гостеприимства миссис Брай и чаевые ее мужа, очевидно, сказались на манерах английских леди, проявивших несдержанность чувств и проливших розовый свет на будущее миссис Брай. Миссис Дорсет и супруги Степни тоже были объяты этим заревом, и вся сцена отдавала интимностью, каковую перо мистера Дэбема оценит на вес золота.

Герцогиня взглянула на часы и вскрикнула, обратившись к сестре, что времени до поезда в обрез. По отбытии титулованных особ Степни предложили Дорсетам и мисс Барт подвезти их к причалу. Предложение было принято, и миссис Дорсет в сопровождении супруга направилась к дверям. Мисс Барт чуть задержалась перемолвиться с лордом Хьюбертом, и Степни, которому мистер Брай пытался всучить последнюю, еще более дорогую сигару, закричал:

— Скорей, Лили, если вы собираетесь попасть на яхту!

Лили послушно двинулась к выходу, но миссис Дорсет, чуть задержавшаяся, сделала несколько шагов к столу.

— Мисс Барт не вернется на яхту, — сказала она необычным тоном.

Все тревожно переглянулись: миссис Брай побагровела, рискуя получить удар, миссис Степни нервно спряталась за мужа, и Селден, в смятении чувств, был в основном озабочен желанием схватить Дэбема за ворот и вышвырнуть его на улицу.

В то же время Дорсет кинулся к жене. Лицо его побелело, он озирался испуганно и зло.

— Берта! Мисс Барт… это недоразумение… это какая-то ошибка…

— Мисс Барт останется здесь, — с нажимом повторила его супруга. — И я думаю, Джордж, нам лучше не задерживать миссис Степни.

Мисс Барт в течение этого короткого обмена репликами стояла во всей своей прелестной стройности чуть поодаль от смущенной группы. Она чуть побледнела, шокированная оскорблением, но волнение на лицах окружавших не отразилось на ее собственном лице. Легкое презрение в ее улыбке, казалось, подняло Лили высоко — вне досягаемости противницы, до тех пор, пока она не дала понять миссис Дорсет, насколько далеко они находятся друг от друга, повернувшись и протянув руку миссис Брай.

— Завтра я присоединюсь к герцогине, — пояснила она, — и, конечно, мне удобнее остаться на ночь на берегу.

Она смотрела прямо в тревожные глаза миссис Брай, объясняя происшедшее, но потом Селден заметил, как она переводит пытливый взор с одного женского лица на другое. Она читала недоверие в их косых взглядах и в жалком молчании мужчин за спинами женщин, и в ничтожные полсекунды он подумал, что она колеблется на грани падения. Затем она повернулась к нему с поблекшей храбростью вновь обретенной улыбки.

— Дорогой мистер Селден, — сказала она с легким жестом, — вы обещали проводить меня к экипажу.

Погода была ветреная, небо затянуто тучами, и когда Селден и Лили спускались от ресторана к опустевшему саду на террасе, потоки теплого дождя били им в лицо. Об экипаже они тактично не вспоминали, они вообще молчали, идя рука об руку, пока глубокие тени сада не укрыли их, и он сказал, остановившись у скамейки:

— Сядьте на минутку.

Она села, не ответив, но свет от лампы на повороте дорожки озарил ее измученное лицо. Селден сел рядом, ожидая, пока она заговорит, боясь, что любое слово, которое он выберет, может оказаться слишком грубым для ее ран, а еще его удерживало ужасное сомнение, снова вползавшее в его ум. Как все это случилось? Что за слабость так безжалостно отдала ее в руки врага? И почему Берта Дорсет вдруг стала врагом, ведь именно сейчас она так нуждалась в женской поддержке? Даже когда его чувства взбесились, негодуя на покорность мужей женам, на жестокость женщин к себе подобным, разум упрямо твердил о пресловутой связи между дымом и огнем. Память о намеках миссис Фишер, подтвержденных собственными впечатлениями, усиливая его жалость к ней, увеличили и скованность, поскольку по мере того, как он искал выход сочувствию, выход этот все более блокировался страхом совершить грубую ошибку.

Вдруг Селдена осенило, что его молчание может быть воспринято почти как обвинение, подобно молчанию тех, кого он презирал за то, что они отвернулись от нее. Но прежде чем он смог найти нужные слова, Лили опередила его вопросом:

— Не знаете ли вы какую-нибудь тихую гостиницу? Я могу послать за моей горничной утром.

— В гостинице — здесь? Вы не можете жить одна. Это невозможно.

Она отреагировала слабым отблеском былой игривости:

— Но куда податься? Слишком сыро, чтобы спать в саду.

— Но должен же быть кто-то…

— Кто-то, к кому я могла бы пойти? Конечно — и много, но в этот час?.. Вы же знаете, мои планы изменились несколько неожиданно…

— Боже мой, если бы вы послушались меня! — выплеснул он свою беспомощность в порыве гнева.

Она все еще отстраняла его нежной усмешкой.

— Но разве я не послушалась? — возразила она. — Вы посоветовали мне покинуть яхту, и я ее покинула.

Селден увидел в муках самобичевания, что она не собиралась ни объясниться, ни защищаться, что из-за своего жалкого молчания он утратил все шансы помочь ей и что решающее мгновение упущено.

Лили, встав, замерла перед ним с каким-то омраченным величием, словно свергнутая принцесса, спокойно идущая в изгнание.

— Лили! — воскликнул он с отчаянной мольбой в голосе. — Но…

— Ах, не сейчас. — Она увещевала его сначала мягко, а затем во всей прелести обретенного самообладания. — Поскольку я должна найти убежище где-нибудь, а вы столь любезны, помогая мне…

Он собрался, приняв вызов.

— Вы сделаете, как я скажу? Ничего другого не остается, вы должны пойти прямо к вашим родственникам, Степни.

— О! — вырвалось у нее инстинктивное сопротивление, но он настаивал:

— Давайте, уже поздно, и выглядеть это должно так, будто вы отправились туда сразу.

Он потянулся к ее руке, но она удержала его последним жестом протеста:

— Я не могу… я не могу, только не это! Вы не знаете Гвен и не должны просить!..

— Нет, должен, а вы должны меня слушаться, — настаивал он, но ее страх передался и его душе.

Она понизила голос до шепота:

— А если она откажет?

— О, поверьте мне — поверьте мне! — Он мог только настаивать в ответ, и, уступив его прикосновению, она молча позволила ему вывести ее обратно на площадь.

В экипаже они продолжали молчать весь недолгий путь, завершившийся у освещенных порталов гостиницы, где остановились Степни. Там он оставил ее на улице, в тени поднятого верха кареты, а сам, отправив свою визитку Степни, принялся бродить взад-вперед по безвкусному холлу, ожидая ответа. Через десять минут двое мужчин прошли между раззолоченными хранителями врат, но в вестибюле Степни разразился окончательной вспышкой недовольства.