И в том же бескомпромиссном свете она видела вереницу последствий, которые повлек за собой этот провал, они становились все яснее с каждым днем ее изнурительной задержки в городе. Она оставалась отчасти потому, что ей было спокойнее от присутствия рядом Герти Фариш, отчасти потому, что не совсем знала, куда податься. Лили хорошо понимала задачу, которая стояла перед ней. Необходимо мало-помалу восстановить утраченные позиции, и первым шагом в этом деле было выяснить, сколько друзей у нее осталось. Прежде всего Лили питала надежды на миссис Тренор, которая была просто кладезем поверхностной благосклонности ко всем, кто мог ее развлечь или был ей полезен, а в шумной суматохе ее жизни голосок клеветы был слишком тих, чтобы его услышали. Но Джуди, хотя и была, наверное, информирована о приезде мисс Барт, ничем не проявила свою осведомленность и не прислала даже формальной записки с выражением соболезнований, как полагалось бы подруге. Любой встречный шаг со стороны Лили грозил опасными последствиями; осталось надеяться, что ей выпадет счастливый случай увидеться с подругой, и Лили знала, что даже в это время года есть возможность пересечься с друзьями, бывая в привычных для них местах.

С этой целью она усердно показывалась в ресторанах, завсегдатаями которых они бывали, где в сопровождении встревоженной Герти роскошно завтракала, как она говорила, в расчете на будущие поступления.

— Герти, дорогая, ты же не хочешь, чтобы я позволила метрдотелю думать, будто мне не на что теперь жить, кроме наследства тети Джулии? Представляешь, какое удовольствие мы доставим Грейс Степни, если она явится и увидит, что мы завтракаем холодной бараниной и запиваем чаем! Что закажем сегодня на десерт — «Кубок Жака» или персик «Мельба»?

Она внезапно уронила меню, и щеки ее порозовели, а Герти, заранее встревожившись, проследила за ее взглядом и увидела компанию во главе с миссис Тренор и Керри Фишер, выходящую из внутреннего зала. Встреча была неизбежна: леди и их спутники, среди которых Лили тотчас же приметила Тренора и Роуздейла, просто не могли пройти к выходу, минуя столик, за которым завтракали две подруги, и беспокойное поведение Герти тут же выдало ее с головой. Мисс Барт, напротив, выплыла навстречу на волне своей жизнерадостной грации, она не пряталась от своих друзей, но и не караулила их нарочно, и это придало встрече естественность, с которой Лили умела выходить из самых напряженных ситуаций. Миссис Тренор со своей стороны смутилась чрезвычайно, и в ее преувеличенно теплом приветствии сквозила чуть заметная отчужденность. Громогласную радость при виде мисс Барт она облекла в форму туманных общих фраз, в которых не было ни вопросов о ее планах, ни явного желания увидеться снова. Лили, хорошо разбиравшаяся в языке подобных недомолвок, знала, что и для остальных он предельно ясен, даже Роуздейл, пышущий важностью, как всегда в столь высоком обществе, сразу перенял градус сердечности миссис Тренор и небрежно поклонился мисс Барт. Тренор, красный от неловкости, скомкал приветствие под предлогом, что ему срочно нужно поговорить с метрдотелем, и вся компания вскоре испарилась следом за миссис Тренор.

Все произошло в считаные минуты — официант так и стоял с меню в руках, дожидаясь, какой леди выберут десерт, — но мисс Барт этих минут было довольно, чтобы постичь размеры своей неудачи. Весь мир движется туда, куда ведет его Джуди Тренор, а Лили ощутила себя потерпевшим крушение, который тщетно подает сигналы бедствия плывущим мимо судам.

Вмиг она припомнила жалобы миссис Тренор на ненасытную миссис Фишер и поняла, что эти жалобы демонстрировали необычайную осведомленность Джуди о делишках мужа. В ужасающе беспорядочной жизни Белломонта, где, казалось, ни у кого нет времени наблюдать за другими, а личные цели и персональные интересы совершенно теряются в кружении всеобщей непрерывной суеты, Лили воображала себя защищенной от постороннего неусыпного контроля, но если Джуди знала, что миссис Фишер берет взаймы у ее супруга, могла ли она не заметить, что и Лили делает то же самое? И если Джуди были безразличны привязанности мужа, то она весьма ревновала к его кошельку, и Лили понимала, что подруга оттолкнула ее именно по этой причине. Прямым следствием этих умозаключений стало еще более страстное желание Лили выплатить долг Тренору. После этого от наследства миссис Пенистон останется только тысяча долларов, и ей не на что будет жить, кроме собственного крошечного дохода, который был существенно меньше, чем даже жалкие гроши Герти Фариш, но эти соображения уступили настоятельным требованиям уязвленной гордости. Прежде всего Лили должна расквитаться с Тренором, отложив пока что мысли о будущем.

В своей абсолютной неосведомленности насчет правовых проволочек, Лили полагала, что наследство будет выплачено в течение нескольких дней после оглашения завещания, и после недолгого томительного ожидания отправила письмо, чтобы выяснить причину задержки. Прошло еще какое-то время, пока адвокат миссис Пенистон, бывший по совместительству одним из душеприказчиков, ответил, что относительно интерпретации завещания возникли некоторые вопросы, поэтому он и его коллеги не уполномочены начать выплаты, пока не истек двенадцатимесячный срок, отведенный для их урегулирования. Растерянная и возмущенная Лили решила попытать счастья в личной встрече, но вернулась из похода со стойким ощущением, что ни красота, ни женские чары не властны над юридическими процессами. Неужели еще целый год ей придется жить под бременем долга? Это казалось невыносимым, и, дойдя до края, она отчаялась обратиться к мисс Степни, которая задержалась в городе, погруженная в исполнение восхитительной обязанности разбора имущества, оставшегося после ее благодетельницы. Горько и унизительно искать милости у Грейс Степни, но альтернатива казалась еще горше и унизительнее, поэтому однажды утром Лили объявилась в доме миссис Пенистон, где Грейс обрела временное пристанище для лучшего осуществления своей благочестивой задачи.

До чего же нелепо вернуться просительницей в дом, который был в ее власти совсем недавно. Лили остро жаждала, чтобы эта пытка поскорее закончилась, и когда мисс Степни вошла в сумрачную гостиную, задрапированную траурным крепом высшего качества, ее посетительница немедленно перешла к делу: не могла бы та ссудить ей сумму в размере ожидаемого наследства?

В ответ на это Грейс всхлипнула и удивилась просьбе, посетовала на неумолимый закон и поразилась, как это Лили не осознает, что они находятся в совершенно одинаковом положении. Уж не думает ли она, что только ей одной задерживают выплаты по завещанию? А вот мисс Степни, не получив ни единого завещанного пенни, должна платить аренду — да-да! — чтобы иметь счастье жить в доме, который и так принадлежит ей. Она уверена, что не этого хотела бедная милая кузина Джулия, она так и сказала стряпчим, но на них никакие резоны не действуют, и ничего не поделаешь — придется подождать. Пусть Лили берет пример с нее и сохраняет терпение — им обеим стоит вспомнить, как бесконечно терпелива была кузина Джулия.

Лили передернула плечами, давая понять, что данный пример неуместен:

— Но вы получите все, Грейс, — вы с легкостью могли бы взять в долг в десять раз больше, чем та сумма, о которой прошу я.

— В долг? Я могла бы с легкостью взять в долг? — Грейс Степни выпрямилась перед ней, в траурном гневе. — Да представляете ли вы хоть на минуту, чтобы я брала деньги в долг в ожидании наследства, оставленного мне кузиной Джулией, прекрасно зная, какой несказанный ужас она испытывала перед подобными сделками? А известно ли вам, Лили, что именно тревоги о ваших долгах стали причиной ее болезни — помните, у нее был небольшой приступ перед вашим отплытием? О, я, разумеется, не знаю всех подробностей и знать не хочу, но ходили слухи о ваших похождениях, и это сделало ее несчастной, все, кто был с ней рядом, это заметили. Можете обижаться на меня, но я вам скажу: если я могу сделать хоть что-нибудь, чтобы вы поняли всю пагубу своего поведения и насколько глубоким было ее разочарование, то это самый честный способ донести до вас ее горе.