– Для начала слонами, – сказал я. – Шутки в сторону, господа. Мы готовы?

– Насколько это вообще возможно, – сказал Ланс. – Но до утра нам бояться нечего. Сегодня они в бой не пойдут.

– Почему бы это? – спросил Палыч.

– Во-первых, Бортис должен дать людям отдохнуть после марша и обустройства лагеря. А во-вторых, всю ночь они будут готовить лестницы. Уж не думаешь ли ты, друг мой, что королевства прислали сюда сто с лишним тысяч альпинистов, способных взбираться по вертикальной стене, цепляясь за камни зубами?

– А что, в мире есть люди, которые на такое способны? – поинтересовался беззвучно выросший за спиной Палыча Хэмфри.

– Есть, – сказал Ланс. – Например, я.

Хэмфри бросил мимолетный взгляд на лагерь, а потом принялся рассматривать проплывающие над нами облака.

– Завтра утром они на нас навалятся, – сказал Ланс. – Но это ерунда, детская прогулка по сравнению с тем, что начнется потом. Первый штурм – это, скорее, дань традиции, чем попытка одолеть крепость. Разведка боем, во время которой они попытаются оценить, чего мы стоим. Штурм будет недолгий, и мы отобьемся без особого труда и потерь. К утру они не успеют приготовить ни осадные башни, ни катапульты, ни тараны. Им придется преодолевать ров вплавь, и все, на что они могут рассчитывать, – это лестницы. А взять хорошо укрепленный замок с помощью одних только лестниц практически невозможно. После первого штурма настанет недолгое затишье, перерыв на несколько дней. А вот потом они возьмутся за нас всерьез, и перед нами действительно станет проблема… где их хоронить.

– Как думаешь, стратег, они зашлют парламентеров? – поинтересовался Палыч.

– А зачем? Нам с ними договариваться не о чем.

Я смотрел на лагерь. Где-то там, между палаток и шатров, отдыхают сейчас люди с пронумерованными мечами. Где-то там бродит сейчас моя смерть.

Грегор.

Эрик и Делвин.

Луккас и его гном.

И кто-нибудь еще.

Я не получал известий от маркиза Моро уже несколько месяцев. У меня не было информации об остальных Хранителях. Где они, кто их герои, примкнули ли они к походу или выжидают где-то еще?

– Предлагаю пари, – сказал Палыч, – кто завтра первым положит свою сотню.

Хэмфри брезгливо скривил лицо. Граф не отреагировал никак. Ланс ухмыльнулся.

– Завтра против нас выйдут крестьяне, – сказал он, – которым дали доспехи и объяснили, как следует держать меч, чтобы не порезаться и не уронить его себе на ногу. Считать таких врагов недостойно. Мы посчитаем позже, когда на нас бросят элиту их армии.

– А ты считал хоть когда-нибудь? – спросил Хэмфри.

– Считал.

– И сколько? Сколько человек ты умудрился прикончить во время одного боя? Каков твой рекорд?

– Я не уверен, что все они были людьми, – сказал Ланс. – Я сражался с представителями разных рас.

– Цифру, – попросил Хэмфри.

– Триста сорок. Или триста пятьдесят. Что-то около этого.

– Но как?.. – изумился Палыч.

– Иногда битвы бывают очень долгими, – объяснил Ланс. – Та длилась два с половиной дня. А каковы твои достижения, доблестный орк?

– Не знаю. Я всегда сбиваюсь со счета после первой сотни.

– А ты, эльф?

– Я не бухгалтер, – отрезал Хэмфри. – Если я дерусь, то убиваю до тех пор, пока есть кого убивать.

– Страшные вы существа, – сказал граф. – Живете недолго, как мотыльки, но за свою жизнь успеваете наворотить столько дел, сколько и нам, бессмертным, не снилось.

– Не прибедняйся, кровосос, – сказал Ланс. Кому-нибудь другому за такое обращение граф оторвал бы голову, но Лансу все сходило с рук. – Уверен, что в отличие от нас, мотыльков, оперирующих сотнями, ты убивал тысячами. Я видел в бою обычных вампиров. И могу себе представить, на что способен вампир истинный.

– Вряд ли можешь, – сказал граф.

– Эх, иногда я жалею, что выбрал не ту сторону, господа, – сказал Ланс. – Драться рядом с вами – это будет одно удовольствие. А драться против вас – совершенно другое. Вы ж не просто… существа. Вы – легенды.

– С той стороны тоже много легенд, – сказал я. – Грегор, Луккас, Бортис… Впрочем, ты еще можешь передумать. Бой пока не начался.

– Я, конечно, наемник, душегуб и подонок, – сказал Ланс. – А также убийца, насильник и мародер. Сражаюсь не за убеждения, а за золото. Но и у меня есть свои принципы, как это ни странно. Я дерусь за того, кто заплатил мне первым. Дерусь до самого конца, даже если знаю, что в самом конце платить мне будет уже нечем. Или некому. Вот такой я странный человек.

– Мы все здесь странные, – сказал Хэмфри. – Орк, выглядящий как человек. Бессмертный истинный вампир, непонятно по каким причинам снизошедший до разборок между мотыльками. Наемник, который утверждает, что у него есть какие-то принципы. Эльф, бросивший свой народ ради того, чтобы драться плечом к плечу с орками и зомби.

– И Темный Лорд, страдающий угрызениями совести и спасающий девиц по темницам, – сказал Ланс.

– А доктору Отто, – сказал я во всеобщем молчании, – я что-нибудь отрежу, потому что он слишком много болтает. Но сделаю это после войны, потому что пока он мне может пригодиться.

– Не стоит резать доктора, – сказал Ланс. – Об этой девушке болтает весь замок, исключая разве только Альберта. Женщины, которых ты приставил ухаживать за ней. Стражники, которые ее охраняют. Лакеи, которые приносят ей еду. А вчера она вообще разгуливала по всей Цитадели.

– Я ей разрешил.

– Наверное, она хорошая девушка, – сказал Ланс. – Жаль, что ни у кого из нас нет времени на любовь.

Главный вывод, который я сделал из этой трепотни на стене, был прост.

Мы все умрем. И все уже привыкли к этой мысли. Потому что лю… существа, надеющиеся выжить, обычно ведут себя более серьезно. А все эти разговоры – юмор висельников.

Все было готово. Дела завершены. Оставалось только гадать. Бездельничать. И трепать языками.

От нас больше ничего не зависит.

Никого не заботит, что будет после войны. Что все покинутые людьми деревни сожжены, посевы вытоптаны, оставшаяся скотина забита. Что Империя, победи она в войне, все равно умрет от голода.

Армия Бортиса оставляет после себя только выжженную землю. Мы в осаде. Мы приперты к стенке. Да, мы, тут все крутые, все из себя мачо, мы будем брыкаться до последнего, заливая все вокруг своей и чужой кровью но итог все равно будет один. Нас по вышеупомянутой стенке просто размажут.

А беженцы в подземельях… В лучшем случае их погонят обратно, как скот. В худшем… Тут есть несколько вариантов. Они могут умереть от голода под землей. Или их всех убьют. Казнят как предателей человечества.