Лезвие заскрипело, царапая кость. Звук был глухой, протяжный. Дирк подавил рефлекс, призывавший его закрыть глаза.

– Хватит, слышишь! – грубовато сказал вожак Людвиг, наблюдая за манипуляциями своего приятеля. – Ты же попортишь его сейчас, как пить дать. Чего ради несли тогда? Брось пока.

Эрнст поморщился, но вынул нож из развороченной раны, с интересом изучил лезвие, покрытое сухими багровыми струпьями.

– Хорошо сохранился, – сказал он удовлетворенно, – не то что тот, прошлый… Мертвечина первый сорт!

– Прошлый ушел легко. Слишком быстро. Что смотришь, падаль? Тебе-то посложнее будет. Ну и рожа… И глаза мутные, как у утопленника.

– Время, – напомнил тощий со сломанной рукой, – светает уже.

– Сам вижу. Инструмент неси, Артур.

Тощий вышел, подсвечивая себе фонарем, но вернулся достаточно быстро. Наверное, все было подготовлено и спрятано здесь же. Когда он вошел, Дирк попытался не смотреть в его сторону. Госпожа свидетель, это уже неважно. Надо закрыть глаза, сосредоточиться и надеяться на то, что он ничего не почувствует. Но вместо этого глаза предательски устремились к вошедшему – и обмерли, уловив металлический блеск в его руках. Ничего особенного. Просто ящик вроде тех, в которых плотники держат свои инструменты.

– Нравится? – небрежно поинтересовался Людвиг, с наслаждением следя за его реакцией. Он оказался внимательнее, чем думалось Дирку, все заметил. И все понял. – Да смотри, смотри, не стесняйся, падаль смердючая. У нас тут для тебя все запасено. Ты ведь живучий, а? Да видно, что живучий. Мы твоего брата знаем… Если голову не снесешь, так и будет дергаться. Только голову мы тебе рубить не будем, понял? Не сразу. Придется тебе подождать немного… Что, интересно? Еще бы не интересно… Это кусачки. Проволоку режут отлично, но и для прочих дел годятся. А это коловорот… Может просверлить доску за пять секунд. Только где ж тут доски взять… Зубило. И крейцмейсель[20]. Думаю, ты испробуешь оба. Молоток. Простой, практичный инструмент. Но и у него есть множество возможностей… Тиски. Ножницы по металлу. Щипцы. Шабер. А еще – бур, набор игл и ручная пила. Есть предпочтения, а, падаль?

– Сперва брюхо, – пробормотал тощий скелетоподобный Артур, здоровой рукой устанавливая свой ящик. – Это я сам могу… У моего папаши скотобойня была в деревне. С детства смотрел, как он скот потрошит. Только у него крюки были вот такие… Поддевал одним и, значит…

– Ставь инструмент, – одернул его Людвиг нетерпеливо, – забойщик чертов. Я первый начну.

Инструменты были старые, некоторые – порядком потрепанные. Они не выглядели орудиями палача, напротив, казались с детства знакомыми, совсем недавно расставшимися с теплым верстаком, пересыпанными мелкой стружкой. Не иначе, собрали в полковой мастерской. Для него, Дирка.

«Мейстер… – позвал Дирк, заставляя себя не отводить взгляда от блестящего металла. Это было непросто. Тяжелая сталь неохотно отражала серость первых солнечных лучей и яркие сполохи фонариков. – Мейстер, мне нужна ваша помощь».

Призыв вновь остался без ответа. Тот, к кому он обращался, был столь далеко, что даже его присутствие почти не ощущалось. А ведь Ромберг тоже наверняка звал на помощь. Но мейстер его не услышал. Дирк решительно выкинул эту мысль, как предохранительный колпачок гранаты. Не с такой мыслью полагается встречать Госпожу. Но нужная мысль не шла, вместо нее в голову настойчиво лезли другие, непрошеные.

Что будет со взводом? Сперва он потерял Мерца, теперь потеряет и командира. Кто сможет его заменить? Кто поведет «листья» дальше, в новые бои?

Людвиг приблизился к нему, и, глядя на его зубы, ощеренные в кривой ухмылке, почерневшие и бесформенные, Дирк поблагодарил судьбу за то, что его обоняние не отличается прежней силой. Наверняка изо рта у Людвига ужасно смердело. В руке у того был нож. Не боевой, длинный и обоюдоострый, а плотницкий, короткий, со стамесочной заточкой. Если он и подрагивал немного в руке, то не от волнения, а лишь в предвкушении непривычной, но очень увлекательной работы.

– Злишься, падаль? – по-будничному спросил Людвиг, оказавшись рядом.

– Не злюсь.

– А человек бы злился, – пробормотал Людвиг, пробуя остроту ножа на желтоватом ногте, – непременно злился бы. Злость – это человеческое, глубинное… Перво-наперво его Господь злостью и наделил. Каин, Авель, помнишь?.. А ты уже и злиться не можешь, падаль. Нет в тебе человеческого. Только смрад и непотребство.

– Я не злюсь оттого, что Госпожа сама определит тебе судьбу, Людвиг. Госпожа не всегда справедлива, но жизнь и того несправедливее. Госпожа придумает тебе конец. Куда страшнее моего. Иногда ей свойственна определенная фантазия.

Людвиг замешкался, нож в его руке тоже на мгновение замер, но почти тотчас снова пришел в движение. И тень, проскользнувшая в человеческих глазах, уступила место привычному блеску.

– Напомни своей госпоже-шлюхе об этом, – сказал Людвиг, упирая лезвие в грудину Дирку, немногим ниже солнечного сплетения, – как только ее увидишь. А мы уж постараемся, чтобы ты не шибко задержался в пути…

Дирк услышал треск собственной кожи, тихий и невыразительный, как звук отпарываемой с сапога подметки. Боли не было, только прохладная тень ножа, нырнувшая куда-то глубоко в его тело, коснулась твердым острием души, спрятанной где-то между мертвыми потрохами. И та тревожно и отчаянно зазвенела, потревоженная.

– Как ливерный пирог… – хмыкнул Людвиг, зачарованно наблюдавший за результатами своего труда, – только протухший. Погань и гниль одна в середке.

– Гляди, потроха-то человеческие… Хотя и половины недостает как будто. Чар тоттмейстерских не видать?

– Доска ты дубовая! Как чары увидишь? Они же бесплотные, как пороховой дым.

Артур с отвращением сплюнул, Эрнст, немного побледнев, отшатнулся назад. Беззубый, кажется Пауль, облизнул лопнувшие губы. В глубине его непрозрачных глаз плавало что-то темное, как хищная рыба в мутном зловонном водоеме.

Что-то сухо шлепнулось на бетон под ногами Дирка. Он бы не смог разглядеть это, даже если бы склонил голову. Но он и не хотел этого видеть. И только стиснул зубы, когда Людвиг бесцеремонно запустил куда-то в глубь его тела боек молотка, вытягивая наружу что-то большое, еще влажное, тяжелое, липкое.

Именно в этот момент на фоне стремительно сереющего неба вспыхнула еще одна электрическая звезда, пятая. Она взошла со стороны бывшего входа, там, где ударная волна снаряда когда-то разбила притолоку, почти завалив проход внутрь. И по тому, как она стегнула обернувшихся пехотинцев по глазам, злая и решительная, тот, кто управлял ею, не был настроен дружелюбно.

Еще один палач?..

– Бросить оружие! – решительно приказал человек, чей контур едва можно было различить за ярким светом.