Кто-то схватил его за руку, Дирк стиснул пальцы, и латная перчатка сдавила что-то хрустнувшее, податливое. Где-то закричал человек. Дирк попытался перекатиться на бок, но его тело действовало медленно, как контуженное, и у него ушла целая вечность, чтобы опереться рукой о землю.

Потом ночь вновь изменилась – в последний раз.

Дирк ощутил на лице ее дыхание, теплое дуновение воздуха. Ощутил вонь стоптанных гнилых подошв. И успел увидеть скользнувшую над его головой узкую тень, прежде чем в его голове разорвался снаряд, заставив голову мотнуться в сторону с такой силой, что хрустнули позвонки. Сорванный взрывной волной черный бархат ночи упал на него, погребя под своей многотонной тяжестью. Мир снова куда-то переместился, но этого Дирк уже не ощущал.

В себя он пришел достаточно скоро.

В этом было одно из преимуществ, дарованных Госпожой всем солдатам Чумного Легиона. Даже если отрубишься, в себя придешь очень быстро и без тех последствий, которыми сотрясение мозга наградило бы обычного человека. Дирк не испытывал ни головной боли, ни головокружения или тошноты, лишь зрение было серьезно расфокусировано, отчего он не сразу смог понять, где находится. Он ощущал себя так, как если бы пролежал несколько часов в густой черной нефти и наконец выбрался на поверхность.

Ночь не закончилась, но полиняла, утратила глубину, подернулась по краю призрачным серым свечением, признаком близящегося рассвета. Рассветным был и воздух, холодный, сырой, кажущийся по-рассветному густым. Дирк попытался пошевелиться и понял, что его тело неподвижно. Наверное, сломан позвоночник… Он попытался сжать пальцы в кулаки, и это получилось. Дирк опустил голову и только тогда понял, что его тело занимает вертикальное положение в пространстве, но не по своей воле. Что-то удерживало его, растянув, как струну, столь сильно, что скрипели, едва не выворачиваясь, суставы.

Зрение прояснилось быстро, и к тому моменту Дирк уже знал, что увидит.

Покосившиеся бетонные стены с амбразурами, вместо крыши – лоскут сереющего предрассветного неба. Разрушенный блиндаж, сразу понял он. Не очень старый, но давно не знавший человеческого присутствия. Судя по всему, тяжелый снаряд когда-то давно пробил крышу и разворотил перекрытия. Повреждения были столь серьезны, что восстанавливать блиндаж пришлось бы долго, и его попросту списали со счета. Покосившиеся стены, особенно внизу, поросли бурым мхом, бетон потемнел и местами осыпался. Внутри гуляли скользкие предрассветные сквозняки, гоняясь друг за другом. Не самое уютное убежище в округе.

Дирк висел на вытянутых руках, растянутый на примитивном блоке из толстых прочных канатов. Один канат плотной петлей удерживал его щиколотки у земли, другой, обвившись вокруг запястий, немилосердно тянул вверх, к ввинченному в остатки перекрытия стальному крюку.

Дыба. Примитивная средневековая дыба с незначительными усовершенствованиями. Дирк осторожно напряг мышцы и вынужден был признать, что придумано ловко. Вытянутые над головой руки были бессильны найти точку приложения силы. Болтаясь всего в нескольких сантиметрах над землей, он был беспомощен, как коровья туша, подвешенная в забойном цеху.

Доспехов на нем не было. Значит, сняли. Хотя могли бы отрубить голову на месте или затыкать ножами. Даже форму срезали, оставив только тонкие кальсоны. Доспехи он и в самом деле заметил лежащими в углу. Когда-то грозные и вызывающие невольный страх, теперь они были лишь грудой серых пластин. Рядом с ними валялась массивная палица, обтянутая кожаными солдатскими ремнями. «Так вот чем меня приложили, – запоздало подумал Дирк. – Это они хорошо сообразили. Наверное, не в первый раз…»

– Зашевелился, – сказал кто-то неподалеку. – Дергаться начал, падаль. Пауль, Людвиг!..

Дирк мысленно ругнулся. Ему стоило хорошо осмотреться, прежде чем подавать признаки жизни. Как и многие «Висельники», он неважно видел в темноте – следствие постепенного разрушения сетчатки глаз.

Острыми электрическими звездами вспыхнули сразу несколько фонариков. В их резком свете Дирк разглядел четыре силуэта, угловатых, как если бы они были вырезаны из бумаги. Все четверо были вооружены, это он разобрал сразу. Но не винтовками или карабинами, а короткими дубинками, вроде той, что валялась в углу, лопатками и мотками колючей проволоки. Даже гранат, и тех не было. Интересный арсенал. Значит, шли не воевать, а охотиться. И, кажется, этой ночью им повезло с добычей.

Наверное, ему стоило что-то сказать.

– Я унтер-офицер второго взвода штурмовой роты «Веселые Висельники». – Язык немного заплетался, да и положение тела было не самым удобным для разговора. – Меня зовут Дирк Корф. Я не знаю, кто вы, господа, но мне кажется, что вы здорово ошиблись.

– Падаль пасть разевает, – буркнул тот, что стоял ближе всех. – Заткнись, слышишь? Унтер-офицер… Мясо ты гнилое, мертвяк тифозный. Пауль, сколько на часах?

– Четыре пятнадцать, – отозвался другой.

– Мало времени.

– Успеем. Больше часа не понадобится.

– Это смотря как…

Дирк прислушался к собственным ощущениям и с облегчением понял, что страха он не испытывает. Ему ведь представлялось что-то такое. И больше всего он опасался не того, что будет боль – боль навсегда покинула его, – а того, что испугается. Глупое тело всегда боится таких вещей. А еще своим страхом он доставит им удовольствие. Этого делать не следовало. Страха не было, только тяжелый слизкий ком отвращения раздулся в желудке.

– Если не хотите считать меня офицером, воля ваша, – сказал он небрежно, – но вам придется считаться с тем, что я собственность Ордена Тоттмейстеров. Вы знаете, что тоттмейстеры обычно делают с теми, кто покушается на их собственность?

Это заставило их задуматься. Но ненадолго.

– Тут твоих тоттмейстеров власти нет, – удовлетворенно осклабился один из пехотинцев. – И смертоед твой нам не указ. Тут оберст командует, понял, падаль? Пока твои тоттмейстеры у себя в замке мертвячек сношают!..

Все засмеялись. Смех был хриплый, как треск ржавой пружины, которую заводят невидимым ключом. В какой-то мере так и было. Люди, похитившие его, хотели завести себя. Для того, что они готовились сделать, без должного завода духа не хватит сил даже у самого выдержанного фронтовика.

– Не худо вы тебе ваткнуться, мясо гвилое. – Человек, подошедший к нему поближе, отчаянно шепелявил. И Дирк уже достаточно привык к яркому свету, чтобы понять, отчего нижняя челюсть его распухла, разбитые губы вздулись язвами, а в передних зубах зияли хорошо заметные пустоты.

«А у Крамера хороший удар, – рассеянно подумал Дирк, глядя в незнакомое лицо и пытаясь отыскать в нем какие-то чувства, кроме звенящей от напряжения ненависти, исказившей и так изуродованные черты. – Жаль, он не расстрелял этого ублюдка, когда была возможность».

– Перерезать ему шею, Людвиг? – Его товарищ сноровисто извлек нож и подошел ближе. Электрический свет заплясал желтыми искрами на полированной стали. – Молчаливые покойники нравятся мне куда больше.