На следующее утро Энни была в таком подавленном настроении, что даже не поехала в дом Ника. Она осталась в кровати, то плакала, то просто лежала, уставившись в пространство.

У нее в голове вертелось множество мыслей, а эти неразрешимые вопросы, которые стояли перед ней, сводили ее с ума. Ее муж, мужчина, которого она любила с девятнадцати лет, просит дать ему еще один шанс спасти их брак, он просит прощения, он совершил ошибку. Не она сама ли всего несколько месяцев назад буквально умоляла его дать их браку шанс?

Возле ее кровати зазвонил телефон. Энни наклонилась и сняла трубку.

— Алло?

— Энни Колуотер? Это Медж из кабинета доктора Бартона. Я звоню напомнить, что вы записаны к доктору Бартону на сегодня на десять тридцать.

Энни совсем об этом забыла.

— Ой, я не знаю…

— Доктор Бартон сказал, что не примет отказа.

Энни вздохнула. На прошлой неделе она думала, что победила депрессию, но теперь она снова в нее впала, барахталась в унылой растерянности, не в состоянии выплыть на поверхность. Возможно, будет полезно поговорить с врачом. Даже если от этой встречи не будет никакой пользы, у нее, по крайней мере, есть повод куда-то поехать и что-то сделать. Может быть, она взбодрится, хотя бы просто встав с постели.

— Спасибо, Медж, — ответила она. — Я приеду.

Энни со вздохом поднялась с кровати и пошла в душ. В десять пятнадцать она была уже одета. Не потрудившись причесаться — впрочем, теперь это не было необходимо, — она взяла сумку и ключи от машины и вышла из комнаты.

Хэнк сидел на веранде в кресле-качалке и читал. Видя, как она поспешно уходит, он поднял глаза:

— Ты сегодня что-то припозднилась.

— Я записана на прием к врачу.

Улыбка сошла с его лица.

— Ты заболела?

— Если не считать депрессии и того обстоятельства, что мой организм задерживает жидкость в объеме океанариума, со мной все в порядке. Доктор Бартон назначил мне прием в прошлый раз, когда я у него была. Он хочет до моего отъезда убедиться, что я избавилась от меланхолии.

«Меланхолия». Это слово слишком слабо, чтобы описать пустоту, которая заполняла ее. Энни вымученно улыбнулась, наклонилась к отцу и поцеловала его в лоб.

— Пока, папа.

— Пока.

Она сбежала по лестнице и села в машину.

В центре города она поставила «мустанг» в тени большого вяза и вышла, даже не заперев дверцу. Торопливо поднялась по ступенькам и вошла в кирпичное здание, в котором так часто бывала в детстве.

Медж встретила ее улыбкой:

— Здравствуйте, милочка. Доктор вас ждет. Проходите во второй кабинет.

Энни кивнула и пошла по белому коридору. Она остановилась у двери, на которой была огромная черная двойка, и вошла в кабинет. Доктор Бартон появился минут через пять.

— Привет, Энни, как дела? Все еще грустишь?

Как, скажите на милость, она могла ответить на этот вопрос? Она то пребывала в радужном настроении, а уже в следующую минуту, особенно после звонка Блейка, в таком мрачном, что его смело можно было назвать черным. Она отложила журнал, который просматривала, и сказала:

— По-разному бывает.

— Медж говорила, что ты хотела попасть на прием, когда я был в отъезде. Что приключилось?

— Приключилась простуда. Я с ней справилась, но в последние пару дней мне снова нездоровится — немного подташнивает.

— Я тебе говорил, что в такое время надо лучше о себе заботиться. Когда случается депрессия, защитные силы организма ослабевают. Пожалуй, мы сделаем анализ крови, а потом решим, что делать.

Три часа спустя Энни вернулась домой. Ее била дрожь, она шла вперед, но ноги, казалось, не хотели ее нести, у нее было такое чувство, будто она с трудом продирается сквозь густой серый туман. Она медленно поднялась по лестнице и вошла в дом.

Хэнк сидел у камина и отгадывал кроссворд. При ее появлении он поднял голову.

— Ну наконец-то! Что так долго?

Энни вдруг расплакалась. Отец тут же оказался рядом с ней, сгреб ее в объятия и стал гладить по голове. Обнимая ее, он подвел ее к дивану, усадил и сел рядом. Позади Энни захлопнулась дверь, оставляя внешний мир за стенами дома.

— Энни, милая, что случилось?

Она громко шмыгнула носом и повернулась к отцу, но слова не приходили.

— Энни?

— Я беременна, — прошептала она и снова заплакала.

Она хотела, чтобы эта новость наполнила ее радостью — она беременна, срок — три месяца. Сколько лет она старательно мерила температуру, фанатично записывала циклы овуляции, стояла на голове после секса — все было бесполезно. И вот теперь она безо всякого труда зачала ребенка.

Ребенка Блейка.

Еще никогда в жизни Энни не была так растеряна и потрясена, такого не было, даже когда Блейк попросил развод. Сначала, когда доктор Бартон сообщил ей результаты анализа крови, она подумала, что это ошибка. Когда она поняла, что ошибки нет, на мгновение ее охватил парализующий, рвущий душу ужас. «Чей это ребенок?» — только этот вопрос в первую минуту бился в ее сознании. Но потом она вспомнила, что рассказал Ник: когда Иззи было два года, он сделал вазектомию. А потом осмотр показал, что срок беременности — три месяца. Значит, ребенок точно от Блейка.

Хэнк коснулся ее щеки и бережно повернул ее голову лицом к себе.

— Это чудо, — сказал он, и Энни согласно кивнула.

Она это чувствовала — маленькое семя — малыш, растущий в ней. Она положила руку на живот. Ее охватили одновременно и трепет, и ужас.

— Это все меняет, — тихо сказала она.

Это ее больше всего и пугало. Она не хотела возвращаться обратно в ту холодную, стерильную жизнь, которую она вела в Калифорнии. Она хотела остаться здесь, в Мистике, чтобы этот прохладный зеленый уютный мир стал ее домом. Она хотела и дальше любить Ника. Ей хотелось увидеть, как Иззи ходит в школу, как она сделает короткую стрижку и как будет учиться танцевать… Она хотела открыть собственный книжный магазин и жить в своем собственном доме, ни перед кем не отчитываться, кроме самой себя.

Но больше всего она хотела быть влюбленной и любимой, хотела просыпаться каждое утро рядом с Ником и каждую ночь засыпать в его объятиях. Но она не могла это сделать. В радиусе ста миль от Мистика нет ни одного хорошего специалиста и ни одной больницы с отделением для новорожденных. Энни позвонила своему гинекологу в Беверли-Хиллз, и та посоветовала Энни немедленно возвращаться — ей нужен строгий постельный режим. Так было и с Эдриеном. Только теперь ей почти сорок, и она не станет рисковать. Доктор строго сказала, что ждет Энни через три дня, и ни днем позже.

— Блейк еще не знает? — спросил Хэнк, когда она переговорила с врачом.