Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Спасибо, - сказал Баллиста. -Итак, похоже, что у врага где-то от 40 000 до 130 000 человек против наших 4000. В лучшем случае нас превосходят численностью десять к одному. - Он широко улыбнулся. - Нам очень повезло, что это кучка женоподобных выходцев с Востока, которые пугаются шума веселого званого ужина, не говоря уже о битве. Мы бы не хотели драться ни с кем, у кого есть яйца, при таких шансах, - все офицеры рассмеялись. Деметрий попытался присоединиться к ним.
Баллиста отметил, что обоз догнал другие колонны и что его первой задачей было установить просторную пурпурную палатку сразу за центром армии. Палатка, которая не могла принадлежать никому иному, как Шапуру, была установлена прямо вдоль западной дороги, ведущей из Арета, примерно в 600 шагах от Пальмирских ворот.
Люди продолжали суетиться вокруг Шапура.
-Что происходит?" - спросил Баллиста Багоя, который все еще лежал ниц.
-Царь Царей принесет в жертву ребенка, чтобы гарантировать, что Мазда улыбнется его делам здесь, чтобы гарантировать, что этот город неверующих падет перед армией праведников.
-Поднимайся со своего живота и думай, что говоришь. Ты можешь переполнить чашу нашего терпения, - огрызнулся Баллиста.
Несмотря на свой тон, северянин на самом деле был доволен своим персидским рабом. Как он и надеялся, он многое узнал о своем враге от мальчика. Был многословный религиозный пыл, связанный с благоговением перед царем, и тот факт, что Багой не считал пехоту Сасанидов даже достойной упоминания. Итак, армия фанатиков, из которых только кавалерия была хороша в бою. Баллисте оставалось только надеяться, что этот отдельный перс не был совершенно непохож на своих соотечественников.
Когда мальчик встал, он на мгновение заложил руки за спину, как будто они были связаны. Баллиста знал, что это был персидский жест мольбы – возможно, мальчик умолял Шапура не обвинять его в том, что он был рабом врагов царя.
Когда жертва была принесена, можно было заметить, как Шапур отдает приказы аристократу, известному как Сурен. Когда его попросили объяснить, Багой сказал, что Царь Царей теперь отправит Сурена к Баллисте. Если бы Баллиста и его люди подчинились и обратились на праведный путь Мазды, их жизни были бы спасены.
Пока он наблюдал, как Сурен ведет своего коня по дороге к нему, мысли Баллисты неслись вскачь. Пока всадник был еще примерно в 200 шагах, Баллиста быстро отдал приказы двум своим посыльным. Все баллисты на западной стене должны были приготовиться стрелять по вражеской армии. Они должны были набрать максимальную высоту, как будто собирались на максимальную дальность, но их прислуга должна была ослабить торсионные пружины на два оборота шайб, чтобы их снаряды не достигли максимальной дальности. Хотелось бы надеяться, что это введет врага в заблуждение относительно истинной дальности стрельбы баллист. Посланцы побежали вдоль стены; один на юг, другой, с сильным акцентом из Субуры, на север. Когда Сурен был примерно в сотне шагов от него, Баллиста велел Мамурре спуститься на первый этаж башни и направить один из болтометов на приближающегося гонца. По команде Баллисты стрела должна была быть выпущена прямо над головой Сурена.
Он ехал верхом на прекрасном нисейском жеребце. Он был угольно-черным, широкогрудым, ростом не менее шестнадцати ладоней. «Хорошо, что на нас напала легкая кавалерия», - подумал Баллиста. Конь Блед никогда бы не поставил такого зверя на дыбы.
Сурен натянул поводья своего коня. Он остановился шагах в тридцати от ворот. Баллиста вздохнул с облегчением. Вражеский вельможа обнаружил бы две ловушки, расставленные Баллистой. Он пересек две ямы на дороге, одну в ста и одну в пятидесяти шагах от ворот. Ямы были скрыты от посторонних глаз, засыпанные сверху толстым слоем песка, но глухой стук копыт его жеребца предупредил бы перса. И все же пока он ничего не должен знать о последней яме, решающей, всего в двадцати шагах от ворот.
Сурен не торопился снимать высокий шлем в форме хищной птицы, возможно, орла. Его собственные черты, как оказалось, тоже напоминали орлиные. С уверенностью человека, чьи предки владели обширными пастбищами на протяжении бесчисленных поколений, он посмотрел на людей на зубчатых стенах.
-Кто здесь командует? Сурен говорил по-гречески почти без акцента. Его голос был хорошо слышен.
-Я Марк Клодий Баллиста, сын Исангрима, Дукс Реки. Я здесь командую.
Сурен слегка склонил голову набок, словно желая получше рассмотреть этого белокурого варвара с римским именем и титулом.
-Шахиншах Шапур велел мне передать тебе, чтобы ты нагрел воду и приготовил ему еду. Сегодня вечером он примет ванну и поест в своем городе Арет.
Баллиста откинул голову назад и рассмеялся.
-Я уверен, что бездельник, который выдает себя за вашего кириоса, с удовольствием залез бы в ванну и предложил свою задницу любому желающему, но я боюсь, что вода будет слишком горячей, а мои солдаты слишком грубыми для его хрупкого телосложения.
Казалось, не тронутый непристойностью, Сурен методично начал расстегивать верхнюю часть колчана, висевшего у его правого бедра.
-Что, черт возьми, он делает? - шепотом спросила Баллиста у Багоя.
-Он готовится официально объявить войну. Он выстрелит стрелой из тростника, символизирующей войну.
-Да хуй ему. Тихо передайте Мамурре приказ стрелять.
Приказ передавался от человека к человеку через крышу надвратного дома и вниз по лестнице.
Достав предположительно правильную символическую стрелу, Сурен вытащил свой лук из футляра. Он как раз насаживал стрелу, когда раздался ужасающий громкий звон, скольжение, глухой удар выпущенного снаряда. К его чести, Сурен едва вздрогнул, когда болт пролетел в нескольких футах над его головой. Собравшись с духом, он натянул лук и послал стрелу высоко над городскими стенами. Затем он заставил свою лошадь встать на дыбы. Блестящая шерсть жеребца переливалась, когда он поворачивался на задних ногах. - крикнул Сурен через плечо.
-Не ешь всего копченого угря, северянин. Мой кириос его очень любит.
Баллиста приказал остальной артиллерии стрелять. Когда Сурен и его великолепный скакун скрылись за поворотом дороги, снаряды описали дугу над их головами, но упали на некотором расстоянии от рядов наблюдавшей за ними армии Сасанидов.
-Умно, - сказал Ацилий Глабрион. - Очень умно предвосхитить их варварское объявление войны импровизированной версией нашей собственной римской церемонии метания копья на вражескую территорию.
Вездесущая