ответ на острый взгляд Баллисты он поспешил дальше. - Нет, нет, с ним все в порядке. На самом деле, он ждет в первом дворе огромной награды, которую, как я сказал, заплатит ему Дукс Реки. - Баллиста кивнул Деметрию, который кивнул в ответ, сказав, что разберется с этим.

-Это еще не все. На обратном пути я наткнулся на Ромула, вернее, на то, что от него осталось. Отвратительно – он был изуродован, надеюсь, после того, как был мертв.

Постоянно меняющиеся истории распространились далеко за пределы города Арет. Через десять дней после того, как реальность разыгралась во тьме и страхе у Евфрата, посланник простерся ниц в великолепном тронном зале персидской столицы, Ктесифона и рассказал свою версию истории Шапуру, сасанидскому царю царей. Через двадцать шесть дней после этого посланник простерся ниц во дворце высоко на Палатинском холме и рассказал первую из нескольких версий истории, которую должен был услышать Валериан, император римлян. Прошло еще три дня, прежде чем гонец разыскал Галлиена, сына Валериана и его коллегу-августа, на холодных берегах Дуная. К тому времени в городе Арет произошло еще много событий, и для большинства тамошних жителей события в Кастеллум Арабум стали тусклым воспоминанием.

Со стен Арета долгое время единственным признаком приближения орды сасанидов было густое черное облако, надвигающееся с юга. Утром четырнадцатого апреля, на следующий день после ид месяца – всегда неудачного дня – Баллиста в сопровождении своих старших офицеров, штаба и семьи занял позицию на зубчатой стене над Пальмирскими воротами. Там было облако, плывущее вниз по реке из царства Шапура. Темный и густой, он все еще был далеко, по крайней мере, до заброшенного караван-сарая, если не до Кастеллум Арабум. Никому не нужно было спрашивать, откуда оно взялось. Невозможно было отделаться от мысли о десятках тысяч марширующих людей, лошадей и других ужасных зверей, поднимающих пыль, о маслянистом дыме, поднимающемся от бесчисленных пожаров, пожирающих все на пути орды с востока.

В сумерках можно было увидеть линию костров, горящих не более чем в паре миль от города. Сасанидские разведчики устраивались на ночлег. Позже, глубокой ночью, вспыхнуло еще больше костров, протянувшихся дугой вдоль холмов на западе. После полуночи ужасное оранжевое зарево осветило небо на северо-западе, когда персидские всадники достигли деревень. К крику петуха на другом берегу реки, к востоку, появились пятна огня и дыма. Все в стенах города Арет знали, что они окружены, отрезаны с суши от помощи или бегства. И все же до сих пор они не видели ни одного из воинов Шапура.

На рассвете Дукс Реки и его люди все еще были на своем посту. Большинство ушли, чтобы попытаться отдохнуть час или два, но для Баллисты сон казался невозможным в такую явно важную ночь. Завернувшись в овчину, он прислонился к одному из двух артиллерийских орудий на крыше сторожевой башни - огромной двадцатифунтовой баллисте. Его глаза болели от усталости, когда он вглядывался в западную равнину. Ему показалось, что он заметил движение, но, не уверенный, что его усталые глаза не обманывают его в сумерках, он подождал, пока один из других не закричал и не указал. Вот они. Примерно там, где раньше заканчивался некрополь, сквозь утренний туман быстро двигались темные фигуры. Маленькие бесформенные группы конных разведчиков, разделяющиеся, воссоединяющиеся, пересекающие следы друг друга, напоминали Баллисту животных, бегущих перед лесным пожаром, пока его не поразила неподходящая картина. Эти животные ни от чего не убегали, они охотились, искали способ напасть на самого северянина и на всех тех, кого он был обязан защищать. Они были волками, ищущими путь в овчарню.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, и шел третий час дневного света, когда авангард армии Сасанидов наконец показался в поле зрения. Баллиста мог разглядеть две длинные темные колонны, которые, казалось, подобно огромным змеям, бесконечно медленно ползли к нему по поверхности земли. Над каждым висело плотное изолированное облако пыли. Основание третьего облака еще не появилось в поле зрения. Северянин мог разглядеть, что ближняя колонна состояла из кавалерии, дальняя - из пехоты. Он вспомнил уроки осадного дела: это означало, что колонны должны находиться на расстоянии около 1300 шагов. Но, поскольку он пока не мог разглядеть ни одного человека, они все еще должны были находиться на расстоянии более 1000 шагов. Если бы он не знал об их приближении к нему, лучи солнечного света, отражающиеся перпендикулярно от наконечников копий и начищенных доспехов, сказали бы ему об этом.

Время тянулось медленно, а колонны продолжали ползти к городу. Когда они были примерно в 700 шагах (расстояние, на котором голова человека может быть видна как круглый шар), они начали отклоняться к северу. Баллиста подошел к парапету и подозвал Багоя к себе. К тому времени, когда колонны достигли начала пустоши, где когда-то стояли самые дальние башни-гробницы, они двигались параллельно западной стене. Третья колонна оказалась обозами и осадным парком. Ближайшая колонна, кавалерия, была достаточно близко, чтобы Баллиста мог разглядеть более светлые пятна на лицах людей, их костюмы и оружие, яркую упряжь их лошадей, знамена над их головами: примерно в 500 шагах, вне досягаемости артиллерии.

Говоря по-гречески, Баллиста спросил Багоя, может ли он идентифицировать подразделения орды Сасанидов и их лидеров.

-Превосходно, насколько культурной будет наша осада. Мы можем начать с нашего собственного «Вида со Стены»

Хотя Ацилий Глабрион прервал его на латыни, он использовал греческое слово "тейхоскопия" для обозначения Вида со стены. Для любого образованного человека в империи это слово мгновенно вызвало в памяти знаменитую сцену из "Илиады" Гомера, где Елена смотрела вниз со стен Трои и узнавала каждого из ахейцев в бронзовых доспехах, пришедших, чтобы оторвать ее от возлюбленного Париса и отвести домой к ее законному мужу, широкоплечему Менелаю.

-И кто лучше, чем этот восхитительный персидский мальчик, сыграет царицу Спарты? - Ацилий Глабрион улыбнулся Баллисте. - Я очень надеюсь, что наша Елена не чувствует необходимости критиковать мужественность своего Париса.

Знание Багоем латыни, возможно, все еще было зачаточным, и Баллиста понятия не имел, знает ли мальчик что-нибудь об Илиаде, но было очевидно, что он понял, что над ним насмехаются, что его мужественность ставится под сомнение. Глаза мальчика были полны ярости. Прежде чем он успел что-либо предпринять, Мамурра заговорил с Ацилием Глабрионом.

-Этого достаточно, трибун. Сейчас не время для разногласий. Мы все знаем, что случилось с Троей. Милостью богов, эти слова дурного