Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой день [ходжа Ахмед] явился ко двору. На нем уже не было [пожалованного] одеяния, а справил он себе кафтан, по обычаю прежних времен; [на голове же у него] была нишабурская или каинская чалма. В таком наряде этого вельможу, да будет им доволен Аллах, видели постоянно. От верных его людей, например, от Ибрахима Кайни, его кедхудая, и других я слышал, что у него было двадцать-тридцать одинаковых кафтанов, кои он носил целый год, а люди думали, что это один и тот же кафтан, и говорили: «Боже мой, кафтан-то не изнашивается!» — Не на сие гляди, а на усердие человека[427]. Доблести и деловитости его не было меры, и я потом, в своем месте, о них расскажу. Когда проходил год, справляли еще двадцать-тридцать кафтанов и сдавали в вещевую палату.
В сей день, когда он явился на поклон и прием кончился, султан Мас'уд, да будет им доволен Аллах, остался с везиром наедине и их тайное собеседование продолжалось до пополуденной молитвы. У некоторых от страха язык присох; это был барабан, в который били под ковром, звук поднимался после [боя] и выходил мерзкий. Не только я, но и кроме меня другие так и не /157/ узнали, что происходило на том заседании. Однако, когда появились следы такого рода, что некоторых пожаловали должностями и одарили халатами, а некоторых выставили и надавали им по шее, и дела [их] стали видны, то умные люди поняли, что все это есть следствие того негласного совещания.
Когда литавры во дворце пробили час пополуденной молитвы, ходжа вышел. Выкликнули его коня и он уехал. В этот день до самого вечера к нему приходили люди, которым было чего бояться, и приносили дары. Ходжа позвал к себе Бу Мухаммеда Каини, личного своего дебира, который в пору его злосчастья состоял в дебирах у ходжи Абу-л-Касима Кесира по повелению эмира Махмуда, а потом находился в диване Хасанека, и дебира Ибрахима Бейхаки, служившего в нашем диване, и сказал им: «Дебирам волей-неволей приходится исполнять приказы, но у меня есть к вам доверие[428]. Завтра вам надлежит явиться в диван и приступить к работе по письменной части и привести [с собой] помощников и писарей». — «Слушаемся и повинуемся», — ответили они. Дебир Бу Наср Бусти, поныне здравствующий, — человек благоразумный, отличный писец с прекрасным почерком руки; в Хиндустане он оказал многочисленные услуги ходже, в беде остался ему верен, и когда ходжа получил свободу, он вместе с ним приехал в Балх. Ходжа обошелся с ним милостиво и соизволил предоставить ему высокую должность: [Бу Наср] отправился выколачивать налог[429]. И он собрал большие средства[430]. Бу Мухаммед и Ибрахим скончались, да простит их господь, а Бу Наср здравствует, он остался в Газне на службе царскому дому и в пору везирства Абдарреззака, да продлит Аллах его силу, он был его начальником посольского дивана. [Ходжа Ахмед] оказал милость и Бу Абдаллаху Парси, и тот все время трудился у ходжи. Этот Абдаллах во время везирства ходжи был начальником почты в Балхе и трудился славно. Во время несчастья [ходжи] он [тоже] испил много горя. При отставке Абдаллаха Эмирек Бейхаки[431] спешно выехал из Газны, как я рассказывал, и у Абдаллаха отобрали многочисленное имущество.
/158/ На следующий день, во вторник, ходжа явился ко двору, повидал эмира и затем пошел в диван. [Там] постлали молитвенный коврик близ его садра, из шелка бирюзового цвета. [Ходжа] прочитал два рак'ата молитвы, затем сел с краю садра и потребовал чернил. Принесли [чернила], десть бумаги и книгу для записей, как приносят и кладут везирам. [Ходжа] взял ее и написал там: *Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала Аллаху, господу миров, и да почиет благословение на посланнике его, избраннике Мухаммеде, и на всем семействе его! Да зачтет мне Аллах, наилучший заступник. О боже, я следую смиренно тому, что ты любишь и одобряешь, милосерднейший из милосердных! Пусть он отпустит неимущим и бедным из благодарности к Аллаху, господу миров: монетой чеканной — десять тысяч диремов, хлебов — десять тысяч, мяса — пять тысяч, кербаса — десять тысяч зар'ов*. Затем он кинул книгу даватдару и тот сейчас же [написанное] привел в исполнение. Потом ходжа сказал: «Введите жалобщиков и просителей». Привели несколько человек. [Ходжа] выслушал их речи, справедливо разрешил [прошения] и отпустил их удовлетворенных, сказав: «Заседание дивана и двери палаты открыты, нет никаких преград, пусть приходит каждый, у кого есть дело». Люди очень благодарили и преисполнились надежд. Пришли мустовфии и дебиры и строго по порядку расселись по ту и по эту сторону. [Ходжа Ахмед] обратился к ним и промолвил: «Завтра приходите так, чтобы суметь дать ответ на все, что я спрошу, не отсылая [к другому]. До сих пор дела шли непохвально, всякий занимался своим, а дела султанские пребывали в расстройстве. Ахмед, сын Хасана, отлично вас знает, и так, как было до сего дня, он дальше не потерпит. Придется вам надеть другую шкуру и всякому исправлять свою должность!» Никто и дохнуть не посмел, все перетрусили и приумолкли. Ходжа встал и отправился домой.
В тот день до вечера тоже приносили подарки. В час предзакатной молитвы [ходжа] потребовал реестры[432] и сличил их с теми, что составили султанские казначеи и придворные мушрифы. Их поразрядно представили эмиру Мас'уду: несметные суммы денег золотых и серебряных, некроеные ткани, дорогих тюркских гулямов, высокоценных лошадей и верблюдов /159/ и все, что было наиважнейшее из царских украшений и предметов роскоши. Эмиру это очень понравилось и он сказал: «Ходжа — человек неимущий, почему он не забрал это обратно?», — и велел, чтобы Абдус доставил к нему десять тысяч динаров, пятьсот тысяч диремов, десять дорогих турецких гулямов, пять царских верховых лошадей, двух подседельных мулов и десять верблюдов. Когда Абдус прибыл с этими дарами к ходже, тот встал, облобызал землю и горячо помолился [за эмира]. Абдус же вернулся обратно.
На другой день, в среду, седьмого числа месяца сафара[433], ходжа явился во дворец, и эмир занялся разбором жалоб. Это был день весьма важный, знаменитый и