Б.-А. Л. Все так. Но нелепо как-то вышло: я там был лишь один раз, да и то всего три дня.

Ф. Б. (Смеется.) А почему?

Б.-А. Л. Сам не знаю… Нет времени, видимо…

Ф. Б. Вы прямо как Каде Руссель из песенки: у вас сногсшибательные дома, про которые снимают фильмы, а вы в них не бываете.

Б.-А. Л. Поеду как-нибудь. Главное, что они есть.

Ф. Б. А любимые адреса в Нью-Йорке?

Б.-А. Л. Простите, но в этом я полный профан. Когда я в Нью-Йорке, я практически никуда не хожу. Сижу на одном месте…

Ф. Б. Там, где я вас встретил?

Б.-А. Л. Там, где я живу, в отеле «Карлайл»…

Ф. Б. Я вас встречал также в «Уэйверли-Инн», это ресторан Грейдона Картера.

Б.-А. Л. А, ну да. Но это совсем другое дело. Вообще, я редко выхожу из «Карлайла».

Ф. Б. Я говорю это, потому что мы беседуем для журнала «Конде Наст» и должны отдать должное хозяину «Вэнити фейр», нашему другу.

Б.-А. Л. Даже если бы он не был нашим другом и если бы эта беседа предназначалась не для «Конде Наст», я бы все равно отдал дань уважения Грейдону, который издает лучший в мире журнал.

Ф. Б. А в Париже куда вы ходите?

Б.-А. Л. Что вы имеете в виду? Рестораны? Все зависит от того, чего мне хочется. Тут как с рубашками. Я решил эту проблему раз и навсегда. Я не читаю меню, чтобы решить, что я буду есть. Я соображаю, чего мне хочется, и иду в определенный ресторан. В зависимости от того, хочу ли я чечевицы, суфле, рыбы или соевого салата, я иду в «Матис», «Рекамье», «Гойю» или маленький китайский ресторанчик в моем доме. Потому что для меня сущее наказание читать все эти меню, как правило претенциозные и мудреные. Кстати, когда-то я так проверял барышень «на вшивость». Если в ресторане барышня надолго затихала, уткнувшись в меню, это был дурной знак. Я говорил: «Да возьмите треску со шпинатом!», и если она в ответ склонялась еще ниже и шептала: «Гдейто, я невижууу», это значило, что дело — труба.

Ф. Б. А Ариэль Домбаль быстро выбирает?

Б.-А. Л. Разумеется.

Ф. Б. Я всегда заканчиваю свои беседы вопросом про наркотики. Это забавно, так я, например, узнал, что Уэльбек пробовал героин, Финкелькраут — ЛСД… Вы же часто рассказываете, что, для того чтобы писать, принимаете амфетамины.

Б.-А. Л. Уже не принимаю. Побочные эффекты слишком опасны. В результате я перешел на кортизон. Что касается героина, ЛСД и прочего — никогда их не пробовал. Единственное, что было, это в Мексике, сорок лет назад: попробовал немного галлюциногенных грибов…

Ф. Б. Как Леклезио!

Б.-А. Л. Плюс тут один: можно пообщаться с мертвыми. Это действительно совершенно меняет временны́е параметры: ты вдруг оказываешься в одном временно́м срезе с теми, кого уже нет, с призраками. Но я не люблю об этом рассказывать. Моих детей это шокирует.

Ф. Б. Однако ваши учителя, Мальро и Сартр, не стеснялись в выборе средств… Один принимал каптагон, другой нюхал кокаин.

Б.-А. Л. Знаю. И правильно делали. Да, конечно, они подорвали свое здоровье, но зато оставили нам бессмертные шедевры. А для чего нужны писатели? Беречь здоровье или писать великие книги?

Ф. Б. По поводу здоровья и в завершение нашей беседы: вас не раздражают все эти коллективные меры по охране здоровья общества? Нигде нельзя курить, наркоманов сажают в тюрьму, кругом одни сплошные нельзя…

Б.-А. Л. По правде говоря, раздражают. Это какой-то коллективный психоз, к тому же весьма дурного пошиба. Между прочим, именно эту идею я развиваю вот уже тридцать лет, во всех тоталитарных режимах есть что-то общее, а именно стремление оздоровить общество. Слава богу, нам до этого далеко. Итак, долой борьбу за оздоровление!

Ф. Б. Отличный финал! Наконец-то мы нашли серьезное общее дело.

Поскольку осенью у меня выходит новый роман, журнал «GQ» настоял, чтобы в преддверии мировой премьеры я сам пригласил себя на обед. Напрасно я твердил главной редакторше, что терпеть не могу собственное общество, что журнал начнут обвинять в блатмейстерстве, а меня — в эгоцентризме, к тому же Тьерри Ардиссон подаст на нее в суд за плагиат (потому что именно он придумал самоинтервью в телепередаче «Черные очки для белых ночей»). Но ничего не попишешь: она протянула мне лист бумаги, на котором вся команда «GQ» написала каверзные вопросы. Тогда мне пришла в голову замечательная идея. Я спросил, могу ли я пообедать в ресторане, отмеченном тремя звездочками в путеводителе «Мишлен» за счет журнала. Вот так и получилось, что я сижу теперь в полном одиночестве перед ноутбуком, за столиком, в саду ресторана «Пре Катлан», в окружении деловых людей, которые обхаживают своих секретарш. За одним из столиков — восхитительно богатые японки, вокруг них суетится целый рой предупредительных официантов. Шеф-повара зовут Фредерик Антон. Пока он показывал мне кухни, я успел ввернуть, что хорошо знаком с критиками кулинарного искусства Жюли Андрие и Франсуа Симоном — немножко громких имен никогда не повредит, это заставит отнестись ко мне повнимательнее.

— Сколько в этом патетики — потчевать супом себя любимого.

— Нет, плохое начало. Достань-ка лучше вопросы «GQ». За тебя сделали половину работы — пользуйся, дорогой.

— Правильно. Ты гений.

— Нет, это ты гений.

— Нет, ты.

— Нет, ты.

— В придачу ты красавец.

Официант приносит меню. В этот момент я сам себе целую руку.

Официант. В качестве закуски мы можем вам предложить луковое заливное под муссом из зеленого горошка.

— Я заказал отличное белое вино, чтобы поправить здоровье после вчерашнего загула (это было сент-обен первого сбора с потрясающим названием «Мюрже собачий зуб»).

— Уговорим как нечего делать.

— Так начнем беседу?

— Валяй.

— Кто ты на самом деле, Фредди? Бывший специалист по рекламе, который взбунтовался и стал телеведущим на «Каналь+»? Посредственный диск-жокей? Величайший после Жана д’Ормессона писатель пригорода Нёйи?

— Черт, начал с самого трудного вопроса. Эх, сколько я книг накатал, чтобы понять, кто я такой! А последняя, «Французский роман», так и вовсе именно об этом. Я в ней рассказываю о своих родителях, об их предках, о брате, моих географических и социальных корнях. До этого я придумывал себе всякие выпендрежные альтер эго, а тут — вот он я какой есть: симпатявый мальчонка из западного пригорода.

— Тебе не надоело любоваться собственной персоной? Не кажется ли тебе, что есть темы поинтересней, а, Джеки Нарцисян?