Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовники. Миниатюра. XV век
Ольга Тогоева нашла еще два случая, которые можно назвать трансвестизмом: один в Венеции, где мужчина был очень женоподобен и работал проституткой примерно как Райкнер, а второй в Париже, где как-то раз в таверне поймали монахов, переодетых женщинами. Несчастного венецианца сожгли – на его родине законы против содомии были строгие. Что стало с французскими монахами – неизвестно, но, по-видимому, ничего страшного, иначе сведения бы сохранились.
Что же касается Райкнера, то английские исследователи выдвигали версию, что приговор не стали фиксировать на бумаге. Это очень сомнительно, в английском суде и не к такому привыкли. Скорее всего, его, как и его клиента, передали церковному суду – он напризнавался достаточно и в блуде, и в обмане, ну а клиент был виновен в том, что снял проститутку. Серьезного наказания ни тот ни другой, конечно, в церковном суде не понесли бы, но, учитывая особенности дела, могли наложить епитимьи и оштрафовать, а Райкнера даже изгнать из города, от греха подальше.
Грехи клириков
Дело Джона Райкнера, клиентами которого были в основном представители духовенства, логично подводит к еще одной группе дел, рассматриваемых церковными судами. К преступлениям клириков, которые изначально вообще-то и были основной сферой церковной юрисдикции, прежде чем она узурпировала право на контроль за моралью и нравственностью всего общества.
Когда-то очень давно, еще на рубеже раннего и высокого Средневековья, церковь очень строго относилась к прегрешениям слуг Божьих. Но к позднему Средневековью эти времена давно прошли, и уже мало того, что клирики имели привилегию в светских судах, их и в церковных «отмазывали» от всего как могли.
В выборке Карен Джонс всего в 149 случаях речь идет о представителях духовенства, причем когда обвинения касались монахов, имена даже не упоминались, а наказания не назначались – по-видимому, их прегрешениями занимались их собственные ордена. Да и представители белого духовенства тоже не все названы по именам.
В целом пятерым назначили публичную епитимью, но двое заплатили штраф и откупились. Троих отстранили от службы, дело одного передали архиепископу, и одного после нескольких лет многочисленных обвинений наконец-то уволили из его прихода. Судя по такой статистике, одно из двух: либо народ кругом огульно обвинял бедных невинных священников, либо церковный суд им потворствовал.
Впрочем, Карен Джонс склонна считать, что верно и первое и второе – все же духовенство в силу целибата было довольно уязвимо перед клеветой и слухами, поэтому им чаще, чем мужчинам-мирянам, приходилось отстаивать в суде свое доброе имя.
Но по большей части все же дело в крайне лояльном отношении суда и сохранении «чести мундира». Яркий пример тому – викарий Роджер Джонсон из Пэтема в графстве Кент, от которого его приход не мог избавиться пятнадцать лет. Было это, правда, уже в начале XVI века, но еще до Реформации, поэтому можно говорить о преемственности судебных традиций. Первый раз его обвинили в сексуальных домогательствах еще в 1515 году, но он привел поручителей за свою репутацию (одного из них, кстати, тоже привлекали по такому же делу еще в 1505 году). Шесть лет спустя его обвиняли в прелюбодеянии, но опять безуспешно.
А в 1529 году против него выдвинули обвинение в клевете на прихожанок, о которых он сказал, что среди них нет ни одной честной женщины. Он снова привел поручителей, но против него выступило девять прихожан-мужчин. А в ходе расследования выяснилось, что насчет прихожанок он не был так уж неправ, потому что сам блудил с некоторыми из них. После этого его к облегчению паствы наконец-то сняли с должности, но были ли к нему применены еще какие-то меры – непонятно.
Защита чести и достоинства
Разбиралось однажды в церковном суде Лондона дело об оскорблении: некая Мэри Гоатс подала жалобу на свою соседку Элис Флавелл. С чего началась их перебранка, значения не имеет, но закончилась она тем, что Мэри крикнула: «Поцелуй меня в задницу», а Элис ответила: «Нет уж, пусть это делает Джон Карре». И Мэри подала на нее в суд – за оскорбление и клевету.
Бывший пленник заявляет о своей повторной жене перед судом. Миниатюра. XIV век
Вроде бы что такого? Но в Средние века и даже в эпоху Возрождения оскорбительные слова несли совсем иную нагрузку, нежели сейчас. Для нас слова – это просто слова, и когда кого-то посылают самым извращенным матом, люди обычно обижаются на само намерение их оскорбить, но вряд ли кто-то в здравом уме решит, что речь на самом деле идет о его матери. Конкретная смысловая нагрузка в ругательствах осталась только у некоторых специфических групп населения, самая известная из которых – уголовники. Там есть свой жаргон, и оскорбительные слова несут вполне конкретный смысл, поэтому за некоторые оскорбления могут на самом деле убить – они, как и в Средневековье, смываются только кровью.
Возвращаясь к Мэри Гоатс. Так что же такого было в словах Элис, что Мэри пришлось обращаться в церковный суд?
Надо сказать, Мэри сама подставилась. Потому что сказала она на самом деле не «kiss my ass», а «kiss my arse», то есть предложила поцеловать ее не в ягодицы, а конкретно в анальное отверстие. И этим дала Элис повод ответить метким и многозначным оскорблением. Слова «нет уж, пусть это делает Джон Карре» для всех окружающих намекали на то, что:
а) Джон Карре – любовник Мэри;
б) значит, Мэри наставляет мужу рога;
в) они занимаются сексом в извращенной форме;
г) причем в унизительной для мужчины.
То есть ответ Элис бил сразу во всех – Мэри объявлялась шлюхой и извращенкой, ее муж – рогоносцем, а Джон – прелюбодеем, извращенцем и подкаблучником. А поскольку смыть кровью это оскорбление благопристойной лондонской горожанке было бы сложно, пришлось подавать в суд. Потому что, если бы она такое спустила, в глазах всех соседей это означало бы, что она признала обвинения. К сожалению, как и во многих других делах, до нас дошли только материалы следствия, а решение суда не сохранилось, но опираясь на аналогичные дела, можно предположить, что Мэри этот процесс выиграла.