не прибывала, только в комнате стало душновато. Рано или поздно закончится воздух…

— Что мне делать? — шептал Колин. — Что мне делать?

— Снимать штаны, — рыкнул Джеримэйн.

— Серьёзно? — сын старосты потянулся к пуговице.

— Нет, идиот! Просто не лезь под руку. И не ной. А то я тебе рот запечатаю!

И тут Элмерика осенило.

— Погодите. Пусть говорит, — музыка стихла и фейри охнула — ей стало тяжелее сдерживать напор. Но Элмерику нужно было закончить мысль. — Колин, ты хочешь жениться на Келлевен или нет?

— Хочу, конечно!

— Тогда борись за неё. Докажи, что ты её достоин. Поговори начистоту с Хозяином Вод, — вода начала каплями просачиваться сквозь щели в полу, и Элмерик снова поднёс флейту к губам.

— Но что мне сказать? — На Колина было жалко смотреть. И без того вечно бледный, он побелел, как полотно. Его руки и ноги тряслись, зубы стучали.

— Трус! — припечатал Джеримэйн. — Как девиц из отчего дома уводить, так он первый. А как с папенькой поговорить, так сразу в кусты?

— Ой, кто бы говорил! — фыркнул Колин. — А то я не видел, как ты сам в кустах отсиживаешься. Мэриэнн дура, что с тобой связалась! Я на Келлевен собираюсь жениться, связать с ней свою судьбу, а ты… бесчестный человек! Готов биться об заклад, что моя сестра не дождётся от тебя предложения руки и сердца.

— Ты так говоришь, будто твой папаша согласится взять в зятья безродного и нищего меня, — Джерри скрипнул зубами. Ругаться и одновременно чертить фэды было не так-то просто. Готовые знаки быстро растворялись, их то и дело приходилось подновлять.

— Всё равно встречаться с девушкой тайком — бесчестно!

— Кто бы говорил! — Джеримэйн повторил за Колином даже с похожими интонациями. — Не по твоей ли вине мы сейчас застряли здесь и скоро утопнем, как котята в ведре?

Сейчас точно подерутся, обречённо подумал Элмерик, увидев, что Джерри засучивает рукава. Колин тоже набычился, сжал кулаки. Впрочем, на сына старосты Элмерик не поставил бы ни гроша. По росту и ширине плеч эти двое были схожи, но Элмерик знал: Джеримэйн дерётся каждый раз, как в последний, ещё и вцепляется в глотку, как бойцовый пёс.

— Подождите, — пробормотала Келлевен, не открывая глаз.

— Не останавливай меня, любимая, — тихо, но веско отозвался Колин. — Я должен проучить этого негодяя.

— Я не об этом. За дверью кто-то есть! Слышите, скребётся?

Никто из драчунов не пошевелился. Элмерик, вздохнув, пошёл открывать. Он думал, что увидит Мэриэнн или на худой конец старосту Дунстана, но те, должно быть, продолжали мирно спать в своих постелях, не зная, что находятся в подводном мире, а в комнату боком-боком вошёл… здоровенный краб.

Элмерик хотел взять его поперёк туловища и выбросить в коридор, но щелчок увесистых клешней доходчиво объяснил, что не стоит даже пытаться. В противном случае можно остаться без пальцев, а это было бы трагедией что для музыканта, что для чародея.

Бард попытался пнуть незваного гостя к двери носком сапога, но краб угрожающе зашипел.

— Вот бы в суп его! — восхитился Джерри, а Келлевен, открыв глаза, покачала головой.

— Не получится из него суп. Это папа.

— Твой отец — краб? — ахнул Колин.

— Иногда, — девушка со вздохом опустила руки.

Элмерик почувствовал, что сдерживающие чары рассеиваются, но, вопреки его опасениям, вода не хлынула в дом.

А краб ловко взобрался на кресло, ещё раз щёлкнул клешнями и превратился в седовласого эльфа с молодыми глазами, синими, как море в погожий день. Под туникой из рыбьей чешуи перекатывались внушительные мускулы. На могучей, как у быка, шее, сияла, переливаясь, жемчужная нить.

— Попались! — хохотнул он густым басом.

Келлевен бросилась к лежавшей на столе раковине, но отец, поспешно накрыв волшебный предмет ладонью, погрозил дочери пальцем.

— Не так быстро. Что ж, и кто из этих троих — твой избранник?

Келлевен молчала, поджав губы.

— Молчишь? Ладно, сам угадаю, — Хозяин Вод обвёл взглядом всех присутствующих. Элмерик поёжился. Вроде и не злые были глаза, а холодом всё равно веяло. Таким бывало море: вроде спокойное, а всё равно выглядит опасным.

— Не ты, — длинный ноготь упёрся ему в грудь, и Элмерик сглотнул, заметив перепонки между пальцами. — Моя жемчужинка терпеть не может рыжих. Значит, остаются эти двое. Хм… ты?

Он с некоторой брезгливостью указал на Джеримэйна, и тот вскинулся:

— А если и я, то что? Не хорош?

— Это я, — Колин шагнул вперёд, заслоняя собою того, с кем недавно собирался драться. — В вашей воле утопить меня, но прошу — не трогайте невинных людей. Отпустите чародеев, моего отца и сестру. Я готов держать ответ за всё, что натворил!

Хозяин вод захлопал в ладоши. В его ухе качнулась серьга с блестящим камешком, похожим на слезу. Такие обычно носили пираты.

— Похвально, юноша. Страх не сделал из вас малька, пытающегося удрать от острозубой щуки. Мне по нраву те, кто пытается плыть против течения, хвалю за храбрость. В остальном же одобрить не могу. Как тебя зовут, малёк?

— Колин, сын Дунстана, — он расправил плечи, выпятив грудь. Откуда только смелость взялась?

Элмерик так привык считать сына старосты слабохарактерным, даже трусоватым, что теперь стоял, разинув рот. Вот как любовь меняет человека! Впору баллады об этом писать. Может, он и напишет, если они, конечно, выберутся живыми из этой передряги. И если будет, о чем писать.

— А я — Гледвин, дольний поток. Значит ты, Колин, сын Дунстана, в самом деле хочешь стать моим зятем? Не высоко ли замахнулся, а?

Хозяин вод хмурил кустистые брови, всем видом выражая недовольство. У сына старосты тряслись руки, но он всё равно не отступил.

— Признаюсь честно: до сего момента я не ведал, кто вы и чем славны. Меня не интересуют подводные богатства — я люблю прекрасную Келлевен и хочу быть с ней в горе и в радости, в нужде и достатке…

— Знаю-знаю, пока смерть не разлучит вас. Но видишь ли, глупый малёк, Келлевен бессмертна, а ты нет. Не думал об этом? Пройдут какие-то жалкие десятки лет, ты станешь уродливым стариканом, а она будет по-прежнему молода и прекрасна. Люди будут спрашивать: кто эта красавица? Наверное, твоя внучка, дедушка Колин? А ты, шамкая беззубым ртом, будешь поправлять: «нет, жена». И видеть, как они неловко отводят взгляд. Каждый вечер вы будете ложиться в постель, а Келлевен будет думать: уж лучше бы рядом со мной лежала холодная скользкая селёдка, чем этот дряхлый старик.

— Отец! — вспыхнула Келлевен, но Колин, взяв её за руку, выдержал суровый взгляд Гледвина.

— Этому не бывать. Разве дочь не сказала вам?