— Так ты против или не против?

— Это грех, — повторила леди Маргарита. — Однако если Папа Римский дарует разрешение и испанцы согласятся, тогда… — она сделала кислое лицо, — что ж, она не хуже других, пожалуй… Я возьму ее под опеку. С ней-то справиться будет легче, чем с кем-то постарше, и мы знаем, что она умеет себя вести. Она послушная. И нравится людям. Но, конечно, ей придется многому научиться. — И махнула рукой на счета.

— Сегодня же переговорю с испанским послом. А завтра поеду к ней.

— Так скоро? Ты же был у нее только сегодня? — удивилась она.

Он ограничился кивком. Не станет же он говорить матери, что и до завтра ожидание невыносимо. Мог бы, поехал бы прямо сейчас и, не откладывая, попросил ее выйти за него замуж. Будь он скромный сквайр, а не король Англии и ее свекр, а она простая девушка, а не принцесса Испанская и его невестка…

Генрих распорядился, чтобы испанского посла пригласили на ужин, посадили получше и не обнесли вином, а когда перед королем поставили блюдо с олениной, провяленной, как положено, а потом тушенной в бренди, он положил себе немного, а остальное велел отнести испанскому послу. Тот, отвыкший от таких знаков благоволения с тех самых пор, как готовился брачный контракт инфанты, щедрой рукой наложил оленины в свою тарелку и угостился, заедая белым хлебом, который макал в соус, и задаваясь вопросом, что бы это могло означать, притом, что и миледи матушка короля одарила его кивком. Посол, вскочив на ноги, ответил ей поклоном. Очень любопытно подумал он про себя. До чрезвычайности.

Отнюдь не дурак, он хорошо знал, что знаки эти неспроста. Однако после прошлогоднего краха, когда лучшие надежды Испании оказались погребены в Ворчестерском кафедральном соборе, они, скорее, к лучшему, чем наоборот. Очевидно, он надобен Генриху для каких-то иных целей, чем просто срывать на нем свое негодование по адресу увиливающего от уплаты долга короля Фердинанда.

Строго говоря, послу досталась нелегкая доля. Постоянно между молотом и наковальней, он пытался добиться понимания между всеми участниками переговоров. Писал длинные, подробные письма испанским величествам, втолковывая, что нелепо требовать у Генриха выплаты вдовьей доли, когда не заплачено приданое. Пытался объяснить Каталине, что не в силах заставить английского короля предоставить ей более щедрое содержание или уговорить испанского оказать дочери финансовую поддержку. Оба монарха отличались редким упрямством и прижимистостью. Ни тот ни другой думать не думали о том, каково Каталине в семнадцать лет поддерживать видимость королевского двора в чужой стране. Ни тот ни другой не желали идти навстречу и взять на себя содержание принцессы и ее двора, явно опасаясь, что это вынудит их содержать ее вечно.

Де Пуэбла улыбнулся, глядя на короля Генриха. Он ему искренне нравился, этот король, мужественно добившийся трона и сумевший его удержать, импонировали его практичная хватка и прямодушный здравый смысл. И, более того, ему нравилось жить в Англии. У него был в Лондоне хороший дом, он привык к местным нравам, к своему месту при дворе, к тому, что представляет там одну из самых могущественных стран Европы. Ему нравилось то, что на его еврейское происхождение и совсем свежее обращение в христианство в Англии смотрят сквозь пальцы, поскольку почти все при этом дворе явились ниоткуда, не раз и не два меняли свое имя и свое вероисповедание. Англия ему подходит, и он сделает все возможное, чтобы не уезжать отсюда. Если для этого требуется ближе к сердцу принять интересы короля Англии, чем интересы короля Испании, де Пуэбла долго думать не будет.

Генрих поднялся и сделал знак, что слуги могут убрать со стола, а сам прошелся по залу, останавливаясь здесь и там, чтобы перекинуться словцом со своими гостями. Он по-прежнему чувствовал себя командующим своей армией. Все фавориты при тюдоровском дворе были игроками, которые поставили на кон честь и шпагу, войдя в Англию с Генрихом, когда тот еще не был королем. Они знали, как ценны для него, а он знал, что важен для них. В целом эта трапезная по-прежнему представляла собой скорее бивуак победителей, чем мягкотелый королевский двор.

Наконец король завершил свой обход и подошел к тому месту, где сидел де Пуэбла.

— Господин посол! — приветствовал он его.

Тот низко поклонился.

— Ваше величество, позвольте поблагодарить вас за оленину, — сказал он. — Мясо оказалось выше всяких похвал!

Король кивнул.

— Мне нужно с вами потолковать, доктор да Пуэбла.

— Я к вашим услугам, ваше величество.

— С глазу на глаз, посол.

Они отошли к окну, где было потише. Между тем заиграл оркестр, сидевший на галерее.

— У меня есть предложение, которое утрясет сложности с уплатой приданого вдовствующей принцессы, — самым нейтральным тоном начал король.

— Да, ваше величество?

— Оно может показаться вам необычным, но, на мой взгляд, у него много достоинств.

«Вот оно, — подумал посол. — Сейчас он предложит принца Гарри. Я-то думал, он даст ей упасть еще и еще ниже, прежде чем дело дойдет до этого. Я-то думал, что нам придется выложить вдвое больше за вторую попытку взять Уэльс. Ну что ж. Господь милосерден».

— Я весь внимание, — сказал он вслух.

— Предлагаю забыть о приданом, — сказал король. — Утварь принцессы перейдет мне во владение. Я назначу ей такое же содержание, какое платил покойной королеве Елизавете, упокой Господь ее душу, и сам женюсь на инфанте.

Де Пуэбла утратил дар речи. Только подумать, этот старик, только что похоронивший жену, вздумал жениться на вдове своего сына!

— Вы, ваше величество?!

— Да, я. А почему бы и нет?

Испанец перевел дыхание, развел руками и, запинаясь, заговорил:

— Да, конечно… почему нет… впрочем, да… возможны возражения ввиду родственной близости…

— Я обращусь в Рим за разрешением. Насколько я понимаю, вы твердо уверены, что брак не был консумирован?

— Да, ваше величество…

— Вы уверены в этом на основании ее слов?

— И слов дуэньи…

— В таком случае — пустяки, — решил король. — Они были всего лишь обручены. Это не то, что муж и жена.

— Мне нужно написать их величествам в Испанию, — промямлил посол, не слишком успешно пытаясь привести в порядок мысли и убрать выражение ужаса с лица. — А что Тайный совет… согласен? — спросил он, чтобы протянуть время. — А архиепископ Кентерберийский?

— Пока что прошу воспринимать это как исключительно частное дело, господин посол. Я вдовею совсем недавно. Будете писать их величествам, известите, что их дочери обеспечена полная забота. Ей выдался тяжкий год…

— Если бы она могла уехать домой…

— Ей нет нужды ехать домой. Ее дом здесь, в Англии. Это ее страна. Она будет здесь править. Она для этого рождена.