Слуги вносят первый круг блюд, и за столом начинается беседа с Валкой во главе. Менайский она едва знает, но за креслом у нее стоит переводчик, и его чистые певучие слова разносятся по комнате не хуже более резкого, властного голоса Валки. Не могу поверить, что этот голос когда-то принадлежал мне. Теперь он такой же чужой, каким был прежде менайский язык.

Я с растущим беспокойством слушаю, как Валка нелестно и глумливо отзывается о встрече с одной из отсутствующих дам под согласное хихиканье остальных леди. Кестрин мало вмешивается в разговор. Он сидит спиной ко мне, так что я даже не вижу его лица.

Валка переходит к обсуждению грядущего через неделю бала, и ах! Какая готовится свадьба! Все гости охотно соглашаются, что событие будет поистине великолепным, по дворцу покатятся пир за пиром, бал за балом, а на все приготовления осталось меньше пары месяцев.

Я смотрю в столовую невидящим взором. Не может быть, неужели так скоро? Быстрые подсчеты напоминают о том, о чем я была счастлива позабыть: до королевской свадьбы лишь семь недель. Через семь недель Валка сделает все, чтобы от меня избавиться, а немногим позже и Кестрина продаст Даме. Ну почему же осталось так мало времени?

– Даже беспризорным детям кое-что приготовят!

Я моргаю и пытаюсь сосредоточиться на разговоре, а голос Валки все еще звенит в ушах, пока переводчик повторяет ее слова.

– Как вы великодушны, заида, – воркует одна из дам.

– Во время такого счастливого действа даже простому люду положена возможность приобщиться к празднествам, – важно заявляет Валка.

– Что же вы намерены дать детям? – спрашивает мужчина рядом с ней.

Вздрогнув, я узнаю в нем кузена принца, Гаррина.

– О, для них будет угощение! Что мы там решили, вераин?

– Яблочные пироги, – говорит Кестрин.

Я не могу понять его тон.

– Как восхитительно чудесно! – восклицает другая дама. – Они вас полюбят на всю жизнь!

– Сущие пустяки, – возражает Валка.

Я не свожу с нее глаз. Обе они, безусловно, правы. Я уже видела, как Таркит и Торто беспокоятся из-за еды, и представляю безумный восторг, который вызовет такое редкое, нежданное угощение, как яблочный пирог. Они навсегда его запомнят. А с учетом того, как изобилен сегодняшний, судя по всему обычный, ужин, пироги эти воистину самое малое из того, что дворец мог бы дать детям. Они едва ли оставят брешь в королевской казне и лишь на короткий миг озарят истощенные, вечно голодные лица уличной детворы и тем не менее обеспечат их обожание.

Я встаю и беззвучно шаркаю по ковру к выходу, хотя знаю, что уйти не смогу. Ручка вертится в ладони, но дверь остается закрытой. Я прижимаюсь к ней, чувствуя, как в груди сворачивается плотный клубок. Хочу вырваться, убежать, ничего больше не слышать. Мои собственные, сказанные днем слова бьются в сознании эхом: «Он дал мне работу и дом, когда у меня не было ничего. Так что я верна ему». И ответ Торто: «Я б тоже так решил».

Я сползаю вниз и лежу, скорчившись, на полу, прижав щеку и плечо к гладкому дереву двери. Вспоминаю, как Фалада в одном из наших ранних разговоров предположил, что меня выбрали в жены принцу из-за доверия, из-за того, что я бы оказалась им безгранично предана в обмен на их доброту. И я действительно была бы сама не своя от благодарности за защиту, за долгожданный приют, какими бы легкими ни были эти жесты для королевской семьи.

И какой малой ценой можно купить верность бедняков – всего лишь, понимаю я, дав самое необходимое. Не знаю, откуда берутся слезы, почему они обжигают щеки, почему всхлипы застревают в горле. Я хватаю и комкаю плащ, утыкаюсь в него лицом и глухо рыдаю.

Возня убирающей со столов прислуги уже почти затихает, когда я наконец слышу негромкие шаги в коридоре. Щелкает замок, и Матсин открывает дверь, наполовину подсвеченный лампой в руке. Я встаю со стула и иду за ним обратно по тайному проходу. Я уже сполоснула лицо водой из кувшина, разгладила плащ и могу лишь надеяться, что сумела убрать все следы слез.

Когда мы выходим в наружный коридор, я встаю и оборачиваюсь к воину. Если он так верно служит Кестрину, то наверняка знает больше, чем позволяет себе показать.

– Зачем принц попросил привести меня сюда? – спрашиваю я.

Он молчит, остановив взгляд на уходящем вдаль коридоре, потом не спеша поворачивает голову и изучает меня.

– Однажды он спросил меня, какова леди Валка, могла ли она стать гусиной пастушкой. Я ответил ему, что лишь леди, танцующая на кухне со служанками и обнимающая на прощание конюхов, способна принять подобное падение с честью и легкостью. Верия Валка таковой не была.

– Вы… – начинаю я и замолкаю прежде, чем цепочка стискивает шею. Нечему так удивляться. У данной мне квадры воинов было две недели до путешествия, чтобы узнать мой характер. Ну конечно, они заметили перемену. Я лишь полагала, что не поняли причины.

– Да, – говорит Матсин тихим голосом. – И потому молю вас поговорить с нашим принцем, встретиться с ним.

– Я прихожу, когда он вызывает.

Губы Матсина скорбно сжимаются.

– Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому.

Я пожимаю плечами и бросаю взгляд в коридор, будто поторапливая.

– Возможно, по-другому будет хуже.

Матсин снова шагает, поняв намек. Когда мы приходим на место, к очередной резной двери в смутно знакомой галерее, он говорит:

– Я так не считаю, вериана. Надеюсь, в глубине души вы тоже.

Кестрин поднимает голову, как только я вхожу, в очаге у него за спиной весело потрескивает огонь. В этой маленькой гостиной я записывала за принцем послание к матери. Один только вид комнаты и повернутых друг к другу кресел режет меня острым будто клинок ужасом той встречи.

Я приседаю в реверансе, опустив лицо.

Кестрин кланяется под щелчок закрывшейся за Матсином двери.

– Вериана.

– Заид, – говорю я, выпрямляясь.

– Надеюсь, вам понравился вечер.

Понравился? Я бросаю на него взгляд и позволяю злости выжечь весь страх.

– Скажите мне, заид, чего вы надеетесь достичь этой вашей маленькой игрой?

Глаза у него чуть сужаются.

– Хочу, чтобы вы узнали мою нареченную не хуже, чем я.

– Я уже знаю принцессу, и вам об этом известно.

В горле чувствуется слабое давление цепочки. Что бы ни случилось, я не хочу привлекать внимание Дамы к нашей беседе. Хотя, возможно, она уже слушает. Этого никак не узнать, но я не желаю давиться на глазах Кестрина или нарываться на ярость Дамы сегодня. Надо искать обходные пути.

– Может быть, я стремился напомнить, – говорит Кестрин, словно можно позабыть, какова Валка.