Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Единственная кинозвезда, которую я знаю, это Роберт Редфорд, – вновь и вновь качаю головой я.
– Моей маме, думаю, он тоже нравится, – вежливо говорит Эйжа.
– Моей тоже. Думаю, она в честь него меня и назвала.
Произнося эти слова, я вдруг чувствую, как будто так оно и было.
Бетти смеется, прикрыв рукой рот, Эйжа бросает на нее взгляд, хмуря брови.
– Выступать против массовой культуры, поставленной на широкую ногу, это очень круто, – говорит она, – Берта у нас любительница ретро. Это тоже круто.
Когда она так говорит, у меня в груди булькают теплые пузырьки. Никогда ей не признаюсь, что даже не думаю против чего-то там выступать, а говорю так только потому, что для меня все это темный лес.
Каждое утро Эйжа снова и снова выщипывает мне брови – до тех пор, пока они не начинают расти внутрь. До этого у меня сроду не было подруг.
Я устраиваюсь на работу в библиотеку нашего колледжа. Обычно здесь тихо, что мне очень нравится, и пахнет старыми книгами. Если закрыть глаза и задействовать воображение, в этом запахе можно уловить ароматы закатной пустыни. Я учусь готовить хот-доги в кипятке и обзавелась дешевым, насколько позволяли средства, сотовым телефоном ядовито-зеленого, как геккон, цвета. Мне он жутко нравится. Часами в него пялюсь и набираю текст, только чтобы увидеть, как меняется экран. Я выложила за него сумму, на которую могла две недели питаться, – нелепый в своей экстравагантности поступок, ведь никто даже не знает его номера. Он есть только у Эйжи. «Берта, когда я на занятиях, не засыпай меня сообщениями». Хотя на самом деле она на меня не злится. Очень добрая девочка.
Я работаю и догоняю пропущенный материал. Учеба дается легко. Я полеживаю на солнышке, расположившись на зеленой траве, и вожу разговоры с людьми, которых даже не знаю.
А потом даже иду на свидание с тощим парнем в очках, с которым познакомилась на лекции по творчеству Джейн Остин. Он ведет меня в кино, где мы целуемся маслянистыми от попкорна губами. По правде говоря, сначала мне ничего такого не хочется, так как картина вызывает во мне целый шквал эмоций. До этого я была в кино всего пару раз. Ирвин этого не любит, а Фэлкон с Мией лишь изредка брали нас с собой в кинотеатр для автомобилистов под открытым небом посмотреть старую классику, чаще всего в черно-белом формате.
Этот фильм не имеет с теми ничего общего. На цветастом экране один за другим чередуются взрывы, на мышцах поблескивает пот, немыслимых размеров пулеметы выпускают тысячи пуль. «Хочешь жить, идем со мной». У меня звенит в ушах, как в тот раз, когда я ударила Джек, а потом вдруг приходит понимание, что поцеловаться – это отличная идея. По окончании сеанса он хочет пойти куда-нибудь поесть пиццы, но мне вдруг становится плохо, и, едва выйдя из зала, я исторгаю на тротуар все содержимое желудка. Он по-быстрому сваливает. Ну и ладно, с меня и этого хватит. Обещает позвонить, но я ему не верю и оказываюсь права. А потом провожу чудесный вечер, придумывая ему вместе с девочками прозвища. Все это в моих глазах дополняет нормальный человеческий опыт, чего мне, собственно, и хотелось.
Нет, я, конечно же, и раньше видела мобильный телефон, говорила с посторонними людьми и смотрела фильмы. Все это в моей жизни было, просто в небольших количествах. Сейчас ситуация изменилась, потому что окружающий мир теперь принадлежит только мне. Я начинаю строить самые робкие, самые незначительные планы на будущее. Мне нравятся книги и нравится о них говорить. По всей видимости, я могла бы даже стать учительницей. Пытаюсь представить, как бы это выглядело: преподавать английский в небольшом городке и встречаться с парнем, может, плотником, может, клерком из местного банка, но хотя бы немного похожим на моего любимого актера. Теперь я живу в реальном мире, и у меня хватает ума не претендовать на настоящего Роберта Редфорда.
Когда кто-то из девочек приходит ко мне в комнату сказать, что мне звонят на таксофон в холле, я велю им отвечать, что меня нет, точно зная, что это Мия. У меня нет настроения рассказывать, что у нас произошло с Ирвином, или извиняться за свою грубость в адрес Фэлкона. Что же касается Джек, то сама мысль о ней является роковым, тектоническим сдвигом в порядке вещей. Я не могу сказать, кто из нас кого должен простить. От этого всего лучше вообще отгородиться. Я наконец-то от них отвязалась. Теперь для меня наконец началась новая жизнь, принадлежащая только мне и больше никому.
К тому же у меня появилась собственная тайна, огоньком горящая в груди.
Как-то раз я заезжаю в сетевую кофейню на окраине города и заказываю латте, назвав имя, которое худенькая девушка за стойкой пишет на стаканчике.
А когда она некоторое время спустя выкрикивает «Колли! Латте для Колли!», отзываюсь не сразу. Заставляю ее повторить его опять, дабы посмаковать трепет, охватывающий меня от этого звука. А когда ухожу, выбрасываю кофе в помойку.
«Колли… Правильное имя».
Ноябрь. Она станет осенним ребенком, который появится на свет, когда пустыню скует холод. Она заявила о себе в моей утробе в вечер Большой Жертвы. И когда я сказала, что хочу ее, на самом деле это были не мои, а ее слова. Мое тело просто пыталось выразить то, что уже знал мозг. Теперь мне известно только одно – я готова встретить ее и с нетерпением жду этой минуты. Представляю, как выпущу ее в этот мир – маленького человечка, который навсегда останется частичкой меня самой, но также и свежим, новым началом, – как буду потом держать на руках ее маленькое тельце и заглядывать в глазки, чувствуя на своем большом пальце крохотную ручку, и от этого меня охватывает какая-то необузданная ненасытность.
О том, каким образом я закончу колледж и стану учительницей, воспитывая при этом ребенка, я даже себя не спрашиваю.
Мы с Эйжей, Бетти и Ариэль носимся между ванной и главным холлом, сжимая в руках пластиковые стаканчики и расплескивая повсюду воду. Туда и обратно. Сегодня суббота, все остальные на футболе, и нам надо успеть к их возвращению. Грязный линолеум холла уже наполовину покрыт шеренгами белых посудин, до краев наполненных отдающей ржавчиной водой из крана в ванной. Когда входная дверь откроется, они полетят, заливая все вокруг