водой. Избежать этого можно только одним способом – кропотливо, стаканчик за стаканчиком, их убрав. Но стоит их пнуть, как начнется настоящее наводнение.

Когда мы вчетвером представляем испуг и замешательство соседок по кампусу, их крики и мокрые носки, у нас кружится голова. Каждая из нас без конца хихикает. Пару раз посудины выскальзывают из наших пальцев, неспособных удержать их в очередном приступе смеха. Тогда они падают на пол и расплескивают вокруг фонтаны воды, отдающей медными монетами. Девочки немного навеселе, а я хоть и не пила, но все равно будто во хмелю. До этого участвовать в розыгрышах мне еще не приходилось, поэтому сейчас меня охватило буйное веселье.

Наконец все готово, до возвращения девчонок с футбола осталась буквально пара минут. Несколько мгновений мы любуемся проделанной работой – морем белых стаканчиков, в каждом из которых в люминесцентном свете ламп над головой тайно поблескивает водный диск. Потом идем ко мне в комнату и берем в руки учебники, делая вид, что занимаемся. Собираемся свалить все на мальчишек из соседнего кампуса, так как это как раз в их духе. Сидим на моей кровати, давимся беззвучным смехом, роняем от этого на страницы слезы и чувствуем, как от предвкушения у нас окоченели спины.

Потом слышим, как открывается дверь, и застываем, прикрыв ладонями рты. Доносится плеск, чей-то на удивление слабый голос говорит: «Вода». Девчонки запрокидывают головы и хохочут, но мое сердце сковывает мертвящий, ледяной холод. Голос мне хорошо знаком, но быть ему здесь точно не полагается. Сандайл и здесь меня нашел. Надо было сразу догадаться, что рано или поздно это случится.

Джек стоит в луже среди обломков кораблекрушения, склонив набок голову, и смотрит на нетронутые стаканчики с водой с таким видом, будто они представляют собой трудную математическую задачу. Волосы ее отрезаны, причем, судя по всему, ножом. Похоже на то, что она сделала это сама. На ней длинное серое пончо и грязные джинсы, продранные на коленях. На щеке синяк. Но какая же она красивая. Я бреду к ней, лавируя между стаканчиков и даже не чувствуя, как вода заливает лодыжки, и спрашиваю:

– Что ты здесь делаешь?

У нее очень большие, очень черные глаза. Когда я обнимаю ее, она не брыкается, неподвижная и бесстрастная, как деревяшка.

– Вода – то же зеркало… – произносит она.

– Мия с Фэлконом знают, что ты здесь? Им надо позвонить. Идем.

Девичья троица в моей комнате не сводит с нас глаз.

– У тебя есть сестра? – спрашивает Ариэль. – Ни фига себе, да вы похожи как две капли воды. Ты ни разу не заикнулась нам о сестре-близняшке!

– ЧП в семье, – отвечаю я, – не оставите нас на минутку наедине?

Они друг за дружкой выходят, все так же дырявя нас взглядами.

В присутствии Джек девчонки вдруг кажутся мне самыми обыкновенными. Я замечаю, что у Эйжи, которая казалась мне такой красивой, слишком длинные передние зубы, а у Бетти жирная, с какими-то пятнами кожа. Ариэль, уходя, трет рукой локоть, и до меня вдруг доходит, что она вечно чешется.

Подруги пялятся на нас через плечо до последней минуты, пока я энергично не захлопываю у них перед носом дверь. Джек садится на кровать и гладит плед с узором из голубых бабочек.

– Ты не рассказала обо мне подругам, – говорит она.

– Я не настолько хорошо их знаю, чтобы откровенничать.

Из-за столь быстрого отстранения от них в душу чуть вонзается чувство вины, но приезд Джек все изменил. Какого черта мы вообще наставили в холле этих стаканчиков?

– Как ты здесь оказалась? – спрашиваю я, а сама думаю, каким бы образом вернуть ее обратно в Сандайл.

Она улыбается. Мы по-прежнему понимаем друг друга.

– Не переживай, Роб, домой я доберусь сама.

Я вспыхиваю и повторяю вопрос:

– Как ты здесь оказалась?

– Меня повезли в город к врачу, – отвечает она, – потом я пошла в туалет и вылезла в окно. Проще простого.

– От беспокойства за тебя они, наверное, с ума сходят.

Она пожимает плечами и отвечает:

– Я позвоню им, как только мы с тобой поговорим.

Это мне уже не нравится.

– О чем?

– Я хотела сообщить тебе лично, чтобы увидеть твое лицо. Наверное, я подумала, что тогда я поняла бы, как ко всему этому относиться.

Я опускаюсь рядом с ней на кровать. Мое сердце колотится холодными быстрыми ударами.

– Что ты хотела мне сказать?

– У меня будет ребенок, Роб, – говорит она. – Маленький Джек. Поэтому меня и повезли к врачу.

– Но это… ты уверена?

Я чувствую, как мир вокруг темнеет и доносится все тот же звук. В комнате нас не трое, как мне казалось, а четверо.

Она согласно кивает.

Когда я смотрю на ее изможденное лицо с черными глазами, в душу закрадывается страх. Она напоминает мне обитательницу подземного мира, выбравшуюся на поверхность.

– Ты же еще совсем юная.

– Мне точно столько же, сколько и тебе. Раньше ты считала себя достаточно взрослой.

– Так то раньше, – звучит мой ответ, – теперь я так уже не думаю.

– Думаешь, у меня ничего не получится?

– Джек, почему бы тебе не последовать моему примеру и не уехать оттуда? Зажить собственной жизнью подальше от Фэлкона и Мии.

– Ты используешь нужные слова, но в неправильном порядке, – говорит она. – Зеркало разбито, я принадлежу им, и никакой своей жизни у меня нет.

– Ты не можешь им принадлежать, – раздраженно бросаю я, вдруг вспоминая, какой всеобъемлющий и драматичный оборот рядом с ней принимает жизнь. Несколько секунд мы сидим в полном молчании.

– Так или иначе, я с ним уже порвала, – говорю я, – я так понимаю, ребенок от Ирвина?

– Я точно знаю, чего хочу, Роб… – говорит Джек, глядя на меня своими жуткими глазами, в которых стоят слезы. – Я хочу его оставить.

Я ничего не говорю и лишь пытаюсь вычленить хотя бы капельку здравого смысла из того оглушительного чувства, которое бушует в моей душе. И при этом стараюсь не обращать внимания на мысли, копошащиеся в самых ее закоулках – Джек опять меня догнала.

– Слушай, Роб, я так понимаю, у тебя теперь машина, – произносит Джек.

В моей голове проносится ужасная мысль.

– Так ты… так ты приехала сюда, чтобы я тебя подвезла?

Джек пожимает плечами и встает.

– Ладно, могу и автостопом доехать, не впервой.

– Сядь.

Ей прекрасно известно, что я этого не допущу.

– Ладно, что-нибудь придумаю.

В этот момент в холле слышится крик, и воздух доносит до нас запах медных монеток. Сначала я никак не могу сообразить, в чем, собственно, дело. Но это вернулись толпой с футбола наши