сбросил в воду привязанный к веревке камень. Оба повалились на дно долбленки и мгновенно уснули. Ветер гнал по морю тихую рябь.

До утра их точно не найдут.

5

Услышав знакомый гул, Орпата поднял голову. На высоте в два человеческих роста в стволе липы зияло дупло, окруженное шевелящейся массой. Дикие пчелы ползали по коре, деловито жужжа.

— Надо будет к борти[224] наведаться, — заявил Токсис, когда друзья остановились на ночевку.

Костер они разожги возле поваленной бурей сосны, спрятавшись за разлапистым корневищем, как за стеной.

— Утром и сходишь, — согласился Орпата. — Позавтракаем медом.

Завернувшись в бурнус, сколот смотрел на пламя. Разговаривать не хотелось, ведь из головы не шла девушка возле ручья. Он так и не узнал, кто она: меотка или сайримка.

"Да какая разница! — с раздражением подумал Орпата. — Где я ее теперь искать буду?"

Потом все-таки спросил друга:

— Слышь, в Херсонесе кто живет?

— Греки, кто ж еще, — буркнул тот. — В основном ге-раклеоты. Ну, еще саммеоты, которые туда сбежали от Перикла. Но они тоже греки. Правда, Сенамотис говорил, что им через год разрешили вернуться на свой остров, так что теперь не знаю…

— Греки в Афинах живут, а эти другие.

— Что значит "другие"? — удивился Токсис. — Раз по-гречески разговаривают — греки.

Орпата хмыкнул, тогда Токсис решил поспорить:

— Ну, смотри, первый человек в степи, Таргитай, произошел от богов — Папая и Апи. У него было три сына…

Он начал загибать пальцы:

— Старший, Липоксай, породил авхатов. Средний, Арпоксай, породил траспиев и катиаров, а младший, Колаксай, — наше с тобой племя паралатов. И все вместе мы — сколоты. Понимаем друг друга, хотя некоторые слова и отличаются. Так и греки — разница в языке у них есть, но они тоже друг друга понимают.

— Выходит, что и пантикапейцы, и нимфейцы, и китейцы… тоже греки?

— Ага, — согласился Токсис.

— Чудно… Греки везде, их, наверное, в мире больше всех… Как с ними бороться-то?

Вопрос повис в воздухе.

Орпату сморил сон.

Когда он на рассвете проснулся, то увидел, что друга нет, только бурнус валяется. Ждал долго, уже вода в котелке закипела. Потеряв терпение, решил вернуться к борти, чтобы помочь другу нести соты.

Вот и липа.

Токсис лежал на камнях под деревом: руки раскинуты в стороны, одна нога неестественно вывернута. Увидев над собой озабоченное лицо Орпаты, он виновато улыбнулся.

— Что случилось?

— Сорвался… Сук обломился… Ничего не чувствую.

— Так? — Орпата осторожно выпрямил сломанную ногу друга.

— Нет.

— А так?

Взяв Токсиса за плечи, он попытался его посадить. Руки сколота висели, словно плети.

— Тоже нет.

Орпата опустился на камень. Оба долго молчали. Первым заговорил Токсис:

— Ты это… Иди один. Меня здесь оставь… Дядька мой, Эминак — помнишь? С коня упал, тоже вот так лежал, только помер от голода, потому что глотать не мог… Я вроде могу, а толку? Кто меня кормить будет?

— Я! — Орпата горячился, не веря, что друга придется бросить.

— Нет, тебе в Херсонес надо, как Октамасад велел. Иди…

— Сам решу! — огрызнулся Орпата. — Ты на капище Табити тоже ныл: "Не жилец я, не жилец…" Еще какой жилец оказался.

Сломанную ногу Токсиса он стиснул двумя толстыми палками. Обмотал их арканом. Взвалив друга на плечи, двинулся к костру.

Тяжело нести, так далеко не уйдешь… Тогда он наломал веток, уложил на них Токсиса, после чего соорудил петлю из второго аркана, впрягся. По буковому лесу тащить ворох оказалось несложно: Орпата легко сминал подрост, обходил толстые корневища, отпихивал ногой в сторону сухие ветки.

А вот в ельнике намучился. Лапы хлестали по лицу, под ногами мешалась густая поросль. Он спотыкался о наполовину вросшие в землю, покрытые мхом камни.

На стоянке покормил Токсиса. Тот ел, но в глазах застыло отчаянье, а по щекам пробежали две светлые дорожки. Собрав вещи в котомку, Орпата снова двинулся в путь. О том, чтобы идти дальше по горам, не могло быть и речи. Теперь он спускался к морю. Ветки с лежащим на них другом тащил конь, а Орпата вел обоих тарпанов под уздцы.

Когда впереди показалась синяя гладь, сколот сделал привал. Достал из котомки амулеты, повесил на шею. Встречи с таврами не миновать, так что нужно подготовиться.

Возле озерца, где он остановился, чтобы напиться, их взяли. Орпата с наслаждением зачерпывал ладонями воду, плескал на лицо и шею, как вдруг почувствовал укол в спину.

Он резко повернулся.

Человек в шкуре, злобно ощерившись, угрожал копьем, сзади подбирались еще трое.

— Ты кто? — спросил тавр на едва понятном языке.

— Сколот.

Подняться мешало острие у самого лица.

Тавр рявкнул:

— Что тут делаешь?

Подошедшие товарищи церемониться не собирались. Один из них замахнулся топором. Орпата поднял руку, защищаясь от удара.

Выкрикнул:

— Я жрец Табити!

Запустил руку в связку бус, орлиных когтей и глиняных идолов. Достал электровую пластину, на которой были изображены богиня на троне, алтарь с пылающим огнем и человек, держащий в руках ритуальный сосуд.

Двое тавров подошли ближе, чтобы рассмотреть амулет. Остальные держались на расстоянии.

— Ваша Табити — как наша Дева, — сказал тавр с копьем. — Мы уважаем жрецов.

Потом посмотрел на Токсиса:

— Этот не жрец.

Надежда еще оставалась.

— Он со мной, — сказал Орпата.

Тавр отрицательно замотал головой:

— Если он не жрец, мы не можем его отпустить. Дева не велит… Ты должен знать.

Наступила минута тягостного молчания. Орпата понимал, что Токсис обречен.

— Лодку дайте. Мне нужно в Херсонес.

— Хорошо, — согласился вожак.

Второй тавр повернулся к Токсису, поудобней перехватил рукоятку топора.

— Подожди! Я сам, — остановил его Орпата.

Вожак кивком головы велел товарищу отойти. Потом снова обратился к Орпате:

— До захода солнца