Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ответила, торопливо складывая документы в папки. Ее лицо не выражало каких-либо эмоций, оно оставалось решительным и спокойным во время разговора, лишь из внезапно обессилевших кистей воздушным белым ворохом полетели бумаги…
Они зашелестели под ногами и тут же поникли… Лисицына замерла, равнодушно посмотрела вниз и медленно опустилась на стул. Он беспокойно скрипнул под ее тяжестью, вспоров тишину камеры.
Михаил сидел напротив в ожидании конвоя, он похолодел от дурных предчувствий.
— Кто? — выдавил он хрипло. — Не молчите! Что-то с Дашей?
— Нет… Наверное, никогда не привыкну к этому… Михаил Львович, мне жаль… — ответила Лисицына. — Ангелину Черных и Филиппа Хризантемова нашли мертвыми.
Михаил тупо уставился на грязные узоры потолка камеры. С рассветом они стали различимыми.
Слова Валентины терзали память, лезли мерзкими гадами в сердце и душу, больно жалили сожалением… Миша чувствовал себя живым трупом, с которого содрали мясо и оставили оголенные нервы.
Глубокая, опустошающая скорбь заполнила нутро и лишила разума. Он смутно помнил обрывки фраз Валентины: «предположительно, огнестрельное ранение в голову…», «мгновенная смерть…», «убит в своей квартире».
«Самый лучший день, чтобы сказать о любви… День, который Дашка будет помнить» — внутри похолодело от воспоминаний. День смерти его друга…
Миша метался по камере и крушил все вокруг. Потерять Филиппа казалось чем-то абсурдным, невозможным, неправдоподобным… Настолько он был привычным, родным, постоянным в жизни.
Они познакомились в семнадцать лет. Филиппа — улыбающегося кучерявого блондина с пышной шевелюрой, студента юрфака, молодого и полного надежд парня, представил Михаилу общий приятель — Денис Демидов.
Миша равнодушно отнёсся к новому знакомому, а Фил стремился подружиться. Высокомерный богатенький мажор, избалованный всеобщим вниманием, Михаил великодушно позволил Филиппу называться другом.
Филиппу — другом?! А сам Миша был им? Фил всегда считал, что был. С гордостью назывался лучшим другом, а не только личным помощником, в статус которого его перевел молодой бизнесмен Михаил Колосовский, трусливо боявшийся любых привязанностей и чувств.
Миша рыдал, словно раненый зверь. Вина пропитала горечью так, что она ощущалась во рту, слепила слезами.
Опрометчивые слова, обиды, за которые Миша не попросил прощение, сплелись в паутину ужасной реальности, оставшейся здесь, в жизни… Ее не исправишь и не выскоблишь из памяти и сердца…
Сожаление от собственных ошибок сменилось злостью к убийце. Чей образ приняла смерть Фила? В лице кого она пришла и грубо сжала его сердце ледяной костлявой ладонью?
Память воскресила сведения, которые в телефонном разговоре передал Лисицыной капитан Павленко. Филиппа застрелили, а Ангелина… Михаил похолодел от ужаса, представляя муки, что перенесла перед смертью девушка. Ее задушили в собственном автомобиле, припаркованном в аэропорту. Что она делала там? Почему преступник выбрал другой способ убийства? И один ли это человек?
Миша в нетерпении ждал освобождения из СИЗО, ведь провернуть задуманную Валентиной аферу становилось невозможно…
******
Еженедельный тираж «Красноярского вестника» разошёлся за один день. Краевые и федеральные издательства, жёлтые газетёнки, новостные блоги смаковали новость о поимке особо опасного преступника. Телевизионные экраны пестрели однотипными репортажами, интервью в которых давали представители пресс-службы следственного комитета.
«Михаил Колосовский-младший — продолжатель семейной династии Колосовских зверски убил троих человек…» — вещали они скандальную новость.
«Михаил Колосовский убил друга из ревности…»
«Михаилу грозит высшая мера наказания…»
«Михаил Колосовский содержится в одиночной камере для психически неуравновешенных преступников…»
Десятки свидетелей и коллег молодого человека открыто рассказывали в интервью газетчикам о его нраве, вспыльчивости и отсутствии принципов. Брошенные Михаилом девушки вспоминали молодого повесу, чей скоротечный интерес к ним заканчивался с наступлением утра.
Желая сохранить репутацию крупнейшего сибирского строительного холдинга, близкие Михаила публично приносили извинения родственникам погибших, сопровождая слова раскаяния приличными денежными компенсациями.
«Очевидно, мы допустили чудовищную ошибку в воспитании Михаила и несём наказание за это. Искренне разделяем боль утраты с родными погибших молодых людей…» — выражал раскаяние Борислав Колосовский в интервью краевому телеканалу.
Становилось ясно, что близкие отказались от позорного родства…
— Переиграл, сынок… — вздохнул Михаил Александрович, глядя на экран, где Борислав публично сожалел о случившемся.
— Так надо, папа, ты же знаешь… — мягко ответил отцу Борис и выключил телевизор.
Берта с Анной разливали чай родственникам, собравшимся для беседы в кабинете Михаила Александровича. Стремительно развивающиеся события последних дней сплотили семью Колосовских. Так, в Красноярск из Санкт-Петербурга прилетела дочь Борислава Алина. Все хотели одного — поддержать друг друга в трудное для семьи время.
— Боря, сколько продлится операция? — спросила брата Берта. В ее руках подрагивала чашка.
— Лисицына утверждает, что раскроет дело за несколько месяцев, — ответил Борис.
— Как? Если следствие не знает, за что зацепиться? Почему Мишеньку содержат в нечеловеческих условиях? Разве нельзя спрятать его в другом месте? — парировала она. Подбородок Берты дрожал, глаза потухли и углубились. Она отвернулась к окну и сделала вид, что уличный пейзаж интересен.
Сидящий в дальнем углу кабинета Лев Туманов, вопреки запретам Берты, пришёл на семейное совещание. Его высокая, темная фигура зашевелилась и бесшумно направилась к женщине. Берта почувствовала его руки на плечах и встрепенулась.
— Берта, так надо… — мягко сказал Лев. — Остаться в СИЗО — решение нашего сына. Следователей атакуют писаки, шпионят за ними в поисках дальнейших подробностей дела. Людям мало зрелища!
Анна изначально противилась такой необычной помощи следствию.
— Не понимаю, как Лисицына реабилитирует Мишу? Всю нашу семью? — произнесла она, прокашлявшись.
— Неважно, Анют. Главное, найти убийцу! — с решимостью ответил Борис. — Уверен, следствие отдаёт себе отчёт, что Миша тоже в опасности.
Валентина выскочила из СИЗО глубокой ночью. Приказала конвойным следить за Мишей. Он разгромил допросную в пух и прах после страшного известия. Напряжение отдавало тупой пульсацией в виски. Она сняла очки, протерла стекла и прищурила близорукие глаза в темную пустоту ночи.
— Игнат, у нас два трупа, — позвонила она Фёдорову. — Выезжайте на место. Свяжитесь с Павленко…