Глории стало дурно, как будто это она лежала здесь с ножом в груди.

Роман поднял край ковра и завернул его на сторону. В нос ударил запах ацетона.

— Похоже, замывали кровь… снимали верхний слой лака. Крапивин не дурак. На паркете никаких следов. Возможно, более тщательная экспертиза обнаружит мельчайшие частички крови… но кто ее станет делать?

— И на каком основании? — добавила Глория, очнувшись от накатившей дурноты.

— Тоже верно. Слушай, ты можешь сказать, сколько людей находилось в квартире в момент убийства?

— Кажется, трое…

— Это подтверждает мою версию! — обрадовался Роман. — Барышня спала. Наш клиент привел сюда детектива, открыл дверь своим ключом, они вошли и… бах! Ничего не подозревающий сыщик лежит на полу мертвый.

Глория промолчала.

— Ты видишь все, что тут произошло? — наседал он. — Кто убийца?

— Мне чего-то не хватает.

Она искала глазами гвоздь на стене, где до убийства висел «Шулер с бубновым тузом». Теперь на том месте красовался деревенский пейзаж: игрушечные домики, речка и мельница с крестовидными лопастями…

— Пока рассказ Крапивина совпадает в деталях.

— Его воображаемый мир наполнен реальными событиями и предметами, — важно кивнул Лавров. — Потом наступает умопомрачение… и действительность искажается.

— Сними это, — потребовала Глория, указывая на пейзаж. — И без лишних вопросов.

— Ладно…

Она вытащила из футляра свернутую в трубочку полиграфическую копию «Шулера» и водрузила на гвоздь, проделав в копии дырку.

Роман поднял глаза на картину и фыркнул.

— Теперь все, как было?

— Приблизительно.

Бумажная копия без рамки, закручиваясь, упрямо стремилась к форме трубочки.

— Может, ее скотчем закрепить? — предложил начальник охраны.

— Лучше подержи края.

Он со вздохом подчинился.

— Ну что? Помогло? Теперь видишь убийцу?

— При чем тут это, — отмахнулась она. — Смотри на картину.

— Я ее уже видел…

— А ты внимательно смотри. Сколько на картине игроков?

— Четверо… тьфу, трое, — поправился Лавров. — Дама, кавалер и шулер. Четвертая — служанка. Она не принимает участия в игре.

— Что она делает?

— В левой руке держит плетеную бутыль… а в правой — бокал с вином, который подает даме.

— Молодец, — улыбнулась Глория. — Вино, понимаешь? Вино! Бутыль!

Он до боли в глазах уставился на служанку с бутылью.

— Хочешь сказать… Жанна возила бриллианты в бутыли из-под вина? — осенило его. — Или в бутыли с вином! Интересная мысль. Хотя шестьсот камней в бутыли не поместятся.

— Шестьсот навряд ли, а пять — вполне. Главное, чтобы по размеру они прошли в горлышко. Бульк… бульк… и так пять раз. По меньшей мере, пять. Потом бутылка запечатывается пробкой. И джинн закупорен внутри. Он усмирен и не угрожает своей владелице. На него не покушаются. Велика ль добыча — пару литров вина?

— В этой плетеной бутыли литра три, — определил Роман, глядя на служанку… нахмурился, спохватился и сердито произнес: — У тебя идея-фикс! Реликвия Великих Моголов! — он отпустил края копии, и те тут же завернулись. — Тоже мне, тайник — бутылка с вином!

— Держи, держи. Это еще не все.

Лавров послушно расправил картину, ожидая продолжения.

— Что ты скажешь об игроках?

— Их трое, — напряженно ответил он. — Двое мужчин и одна женщина. К чему ты клонишь? А! Понял… мужчины — это Джо и детектив, ныне покойные. А дамочка в жемчугах — никто иной, как Жанна Ремизова… фу-ты!.. Анна… де Ламотт, де Гаше… дьявол их разберет!

— Выходит, мы попали к шапочному разбору? — усмехнулась Глория.

— В смысле?

— Мужчины мертвы… дама сорвала банк.

— Чего-то я не то сморозил, — почесал затылок начальник охраны. — Да? Значит, один из мужчин-игроков живехонек. И это Крапивин! Теперь верно?

Глория пожала плечами. Она не торопилась подтверждать его слова.

— Эта картина не все нам поведала. Смотри и думай, Рома.

Лавров вперился в лица игроков, пытаясь проникнуть в скрытый смысл житейской сценки, мастерски изображенной художником.

— Тебе обязательно надо было тащить копию картины сюда? — недоуменно выпалил он. — Дома нельзя было подумать над ней?

— Я и думала дома.

— Зачем же мы вскрыли чужую квартиру?

— Потому что на месте преступления легче увидеть то, что произошло.

— Но убийца и тут ускользнул от твоего взгляда. Невидимка он, что ли?

— Не все сразу, Рома. Наберись терпения.

Он отпустил копию, и та опять свернулась.

— У меня руки болят…

Лавров чувствовал себя не в своей тарелке. Нарушение закона есть нарушение закона, какими бы мотивами оно ни оправдывалось. Если их тут кто-нибудь застанет, — соседи, агент или сам Крапивин, — им несдобровать.

— В момент убийства копия «Шулера» висела на этом гвозде, — объяснила Глория. — Это недостающая деталь. Понимаешь?

— Нет.

— Лучше, когда обстановка воссоздана полностью.

— В таком случае не мешало бы и действующих лиц сюда пригласить, — нахмурился начальник охраны. — Хотя это уже невозможно. Один из них умер.

— Зато его чувства и эмоции продолжают витать в квартире.

Лавров пробежался глазами по типичной обстановке, излюбленной средним классом: стильная стенка, мягкая мебель, стеклянный стол, стулья, плоский телевизор. Этот почти гостиничный интерьер — последнее, что видел перед смертью частный сыщик Томашин.

— И что он чувствовал, по-твоему?

— Удивление… он даже не успел испугаться, — пробормотала Глория.

— Потому что не ожидал нападения от собственного работодателя.

Удовлетворенный своим заключением, Роман расправил копию «Шулера». Игроки вновь сидели за картами в прежних позах и с прежним выражением на лицах. Служанка в тюрбане так же держала в руке бокал, полный вина.

— О чем эта картина должна была напоминать Анне-Жанне? О бутыли с вином… то бишь с бриллиантами? Хм! — скептически поджал губы Лавров. — Сомневаюсь.

Глория шевельнула губами, и вдруг ее «повело». В глазах потемнело, сознание помутилось…

Очнулась она в полумраке, рассеиваемом желтым язычком свечи. Кто-то, прячась за портьерой, заглядывал в большую ярко освещенную залу. В зале обсуждали визит посыльного от графини де Гаше. Та прислала своей подруге и благодетельнице несколько вещиц на память.