Глория ощущала себя неведомым соглядатаем, проще говоря шпионом, который подслушивал разговор княгини Голицыной с ее компаньонкой.

В полдень посыльный доставил княгине коробку с двумя греческими вазами и укутанное в холстину полотно в багетной раме. Графиня-де просила ее сиятельство принять в дар картину, которая очень ей дорога и напоминает о проведенном в приятных беседах времени.

Анна Сергеевна вазы поставила на видное место, а дареное полотно вызвало у нее недоумение.

— Это копия, Мари, — заявила она компаньонке, которая с интересом разглядывала картину. — Отличная копия, сделанная нашим крымским художником. На обороте есть его подпись. Впрочем, не важно. Почему моя дорогая Гаше выбрала сюжет с игрой в карты? Мы никогда не играли вместе.

Компаньонка мечтательно закатила глаза.

— Должно быть, это напоминает ей Париж, Лувр, Версаль. По ее словам, Мария-Антуанетта была большой охотницей до карт и частенько развлекалась игрой, спуская деньги из королевской казны. Расточительность и сгубила бедняжку.

— Графиня сообщает в письме, что сильно занемогла, — взволнованно произнесла Голицына. — Уж не собралась ли она покинуть нас? И эти подарки — прощальные?

Она встала, взяла в руку канделябр с зажженными свечами и поднесла к полотну.

— Один из игроков плутует, он шулер! — воскликнула компаньонка, указывая на картину. — Вытаскивает из-за пояса бубнового туза!

— Верно, Мари… Но что хотела сказать этим моя дорогая подруга? Неспроста же она выбрала именно этот сюжет! Мы с ней часто обменивались символами, а потом угадывали их тайный смысл.

Компаньонка прижала пальцы к вискам. От таких заумных рассуждений у нее начиналась мигрень.

— Мне дурно, — жалобно вымолвила она. — Где моя нюхательная соль?

За окнами дома бушевала непогода. Ветер ударил в створку, распахнул окно, и в лицо княгини полетели капли дождя…

Глория ясно ощутила, как на нее полилось что-то мокрое и холодное, вздрогнула и… увидела над собой бледного от испуга Лаврова. Он держал в руке стакан и брызгал ей в лицо водой.

— Ты больше так не шути, — с кривой улыбкой выдавил он. — Я уж думал «скорую» вызывать.

— Какую «скорую»? Я сама врач.

— А я ни черта не смыслю в медицине. У меня сердце в пятки опустилось, когда ты потеряла сознание.

— Я была в обмороке?

— Не так, чтобы в обмороке… но… словно уснула. Внезапно. Без предупреждения. Я к тебе обращаюсь — молчок. Зову — ты не слышишь. Пульс есть, дыхание тоже, а в остальном — ноль! Я не знал, что делать! Трясти побоялся. Лунатиков ведь нельзя будить.

— Во-первых, я не лунатик. А во-вторых, где ты видишь луну? На улице — белый день.

Глория пыталась сообразить, что с ней произошло. Она опять «провалилась» в прошлое. Оказалась в доме княгини Голицыной… и там с ней случилась странная вещь. Она как будто находилась внутри других людей: Анны Сергеевны, ее компаньонки и даже внутри шпиона, подглядывающего за дамами в щелку. Поочередно.

— Я все видела их глазами… и слышала их ушами…

Лавров решил, что она не совсем пришла в себя и заговаривается.

— Выпей воды.

Глория сделала маленький глоток и отвела его руку со стаканом.

— Я в порядке, — неуверенно вымолвила она. — Кажется, я кое-что поняла. Эту картину графиня де Гаше прислала Голицыной в числе прочих безделиц. Она знала, что Анна Сергеевна сохранит ее как память и… и…

На этом Глория призадумалась и замолчала.

— Расчет оказался верным, — заявила она после паузы. — Картина была послана с особым смыслом. Это был знак! На будущее. Метка, намек… понимаешь?

— Метка для кого? Для себя самой? Да, да, помню: умирая, графиня лелеяла надежду на новое воплощение. Шарлатан Калиостро вполне мог внушить ей эту мысль, — усмехнулся Лавров. — Она и рада верить. Я бы тоже поверил. Насовсем умирать не хочется. В промежутке между веками Жанна де Ламотт де Гаше бродила в виде привидения Белой Леди в окрестностях «Чертова домика» на территории лагеря Артек и пугала юных пионеров. А когда сбылось обещание Калиостро, она появилась на свет в Старом Крыму, там же, где и почила в бозе энное количество лет тому назад.

— Почему бы и нет?

— Давай не будем, — фыркнул начальник охраны.

— Давай, — легко согласилась Глория.

Однако Лаврова уже увлекла эта идея. В обществе Глории он начал привыкать к самым невероятным допущениям, которые необъяснимыми путями сбывались.

— Почему в Старом Крыму? — спросил он и сам себе ответил: — Да потому, что именно там спрятан клад! Бриллианты, из-за которых наша героиня хлебнула немало лиха. Страсть к драгоценностям ничуть не уступает любовному безумию. Только предметом обожания являются камни и золото. Люди сходят с ума из-за них не реже, чем из-за любви. Это тоже разновидность душевной болезни.

Глория могла бы подписаться под каждым его словом.

— У Жанны де Ламотт не было уверенности, что она вспомнит место, где хранятся бриллианты из похищенного ожерелья…

— …вот она и оставила метки — знаки, которые приведут ее куда следует! — подытожил начальник охраны. — Мне все ясно! Надо искать плетеную бутыль с вином… и достаточно широким горлышком, чтобы туда могли проскользнуть ограненные алмазы.

— За чем же дело стало?

— Нужны дополнительные ориентиры. Плетеная бутыль — слишком размытый намек. Не мешало бы сузить рамки поисков.

— У нас есть еще бубновый туз.

— Бубновый туз! Бубновый туз! Лично мне это ни о чем не говорит.

Глория принялась рассуждать вслух:

— Картину Жанна вручила княгине Голицыной… а бубновый туз отправился к барону Боде, с которым графиня водила дружбу. Оба «носителя» информации выбраны с умом. Это не географическая карта, которую можно потерять, не схема, не запись, которая может исчезнуть. Эти вещи всегда на виду, всегда доступны и воспроизводимы без всякого труда. С полотна Жоржа де Латура можно снять сколько угодно копий, а игральные карты всегда в ходу.

— Этого мало! — возразил Роман. — Должно быть что-то еще. Какое-то конкретное указание.

— Полагаю, оно есть. Просто мы его пока не видим.

— Бубновый туз повторяется дважды. На картине… и в виде настоящей игральной карты из кипарисового ларца.

Глория встала, пошатнулась, но быстро восстановила равновесие и отказалась от помощи начальника охраны, который вскочил и хотел подать ей руку.

— Разверни копию, — велела она.