Мы уже на полпути через поляну, на которую пришли, когда великаны останавливаются, устраиваясь на валунах. Даже с массивными камнями, способными выдержать их вес, земля все еще дрожит от удара.

– Вы найдете туман там, где вы его оставили, – говорит Хатта, кивая в сторону другого конца. – Помни, вы должны проглотить звездную пыль, чтобы она зажила. И убедитесь, что она остается сухой: вне живого тела вода несовместима с магией.

Она осматривает каждого из нас по очереди.

– Удачи тебе с твоими людьми.

– Мой брат сам хотел бы с вами познакомиться, – говорит Уэслин. – Еще раз спасибо.

Она только кивает. Другой ничего не говорит, поэтому мы в последний раз прощаемся и продолжаем наш переход.

– Рора.

Я поворачиваюсь, удивленно глядя на Хатту. Мы едва ли прошли больше десяти шагов.

– На пару слов, – говорит она, жестом приказывая двум парням оставаться на месте.

С легким трепетом я возвращаюсь к ней, задаваясь вопросом, что она может сказать такого, чего не хотели бы слышать Элос или Уэслин. Возможно, наконец-то последует выговор за оскорбление, нанесенное ей накануне. Она пристально смотрит на меня. Я смотрю в ответ.

– Ты держалась достаточно долго, – говорит она, ее голос мягок, как тростник, обдуваемый ветром. – Пришло время отпустить.

Что она имеет в виду? Я пару раз моргаю, глядя на нее.

– Отпустить что?

Рот Хатты растягивается в улыбке.

– Удачи, Рора.

Беспокойство ударяет меня под ложечку. Я не знаю, что ответить, поэтому ничего не говорю, просто возвращаюсь к ребятам. Их лица скорее встревожены, чем любопытны, и я знаю, что их внимание сосредоточено на чем-то другом. Граница. Туман. У нас нет другого выбора, кроме как уйти этим путем, и в последний раз, когда мы были за пределами владений гигантов, мы были на грани захвата. Нет никакого способа контролировать, куда он выкинет нас на этот раз или будут ли там ждать солдаты.

Я веду их вперед.

– Просто… сосредоточься на Финли, – говорит Элос, пытаясь успокоить нас. Он был сильным, как и обещал. Это не успокаивает меня, как когда-то.

– Вот где мы нужны. Может быть, сосредоточение всей нашей энергии на нем пошлет туману сообщение.

Я не отвечаю. Уэслин смотрит прямо перед собой, но все равно кивает.

Жуткая серебристо-голубая вуаль материализуется, как только мы достигаем другого конца луга; она не может быть дальше, чем в двух шагах от линии деревьев. Я шагаю в лес и оттаскиваю колючий, покрытый листьями стебель с нашего пути, удерживая его на месте, пока Элос и Уэслин не доберутся до меня.

– А если эти солдаты там? – спрашивает Уэслин, сжимая рукоять своего меча.

Я изучаю этот захват, затем провожу линию вверх по его рукам, мимо груди, к выражению его лица. Тихий, но резкий. Торжественный, но сдержанный. Четкий. Я часто забываю, что его готовили к подобным ситуациям, но, глядя на него сейчас, трудно не думать об этом.

Я отпускаю стебель.

– Сколько ты можешь взять на себя?

– Сразу же? – он делает паузу, чтобы подумать, все еще сжимая рукоять в кулаке. Поза воина.

– Трех. Возможно, четырех.

Четырех? Милосердная судьба.

– Если ты преувеличиваешь…

– Я не такой.

Никакого хвастовства, никакой защиты.

Он не такой.

Это кажется странным, особенно теперь, когда я начинаю лучше понимать его. Не военный человек, а смышленый юноша, с телосложением солдата, мягкость, скрывающаяся под более твердой, непроницаемой оболочкой. Как будто его постоянно хмурый взгляд – это не оружие, а броня. Мои мысли возвращаются к случаю с кэгаром. Тогда их было шестеро. Стал бы Уэслин драться, если бы я не приказала ему бежать?

– Дело в том, – нерешительно говорю я. – Я тут подумала. Разве мы не должны попытаться узнать, что эти люди здесь делают?

Уэслин хмурит брови.

– Это может быть трудно сделать, если они намерены убить нас.

– Если их там не будет, когда мы вернемся, возможно, не придется сражаться с ними. Мы могли бы выследить их тайно, чтобы они не знали, что мы следуем за ними. Они захватили кэгара. Зачем? Они могли бы убить его сразу, но не сделали этого. Куда они его везли?

Он проводит рукой по лицу.

– Мой отец хотел бы, чтобы мы выяснили, сможем ли мы это сделать.

Я бросаю взгляд на своего брата, который молчал на протяжении всего этого разговора.

– Элос?

Он сжимает лямки своего рюкзака.

– Наш приоритет – добраться до Тилиана. Всем в целости и сохранности.

– А как насчет остальной части нашей миссии? Ты бы ушел, не выяснив, что происходит?

Он опускает плечи и прикусывает губу.

– Я не говорю, что мне это нравится. Но обеспечение безопасности «звездной пыли» всегда было самой важной частью, и мы это сделали. У нас есть лекарство. Мы должны донести это до тех, кто в этом нуждается.

Старая привычка шепчет, что я должна быть на его стороне. В конце концов, Элос всегда был тем, кто помогал другим, чтобы судить, что для них лучше, чего бы это ни стоило ему самому. Но…

– Люди не единственные, кто может оказаться в опасности. Подумай об этом кэгаре. Разве ты не заметил, как тихо стало с тех пор, как мы переправились через реку? Что, если Эрадайн действительно не ждет помощи от Тилиана и Гленвэйла, прежде чем нанести удар по Долине? Другие животные могут быть пойманы или умирать. Магия, возможно, умирает.

– Финли умирает.

Мой брат почти никогда не плачет, но внезапно он выглядит близким к этому.

– Возвращаемся в Тилиан, прямо сейчас. Мы можем спасти его.

Рот Уэслина сжимается сильнее, и чувство вины снежной лавиной обрушивается на меня. Я согласилась на это задание, чтобы спасти Финли. Я все еще хочу спасти Финли.

Но мне кажется неправильным покидать Долину, по крайней мере не попытавшись.

– Приказы моего отца были ясны, – говорит Уэслин с намеком на поражение. – Рора права, мы должны выследить их, если они уже не ждут, чтобы устроить нам засаду. Но я согласен с тобой, – добавляет он, когда Элос скрещивает руки на груди.

– Мы не можем медлить слишком долго. Мы возьмем четыре дня либо максимум пять, чтобы выяснить все, что сможем. Затем мы вернемся в Ниав.

– Как ты можешь…

– Я знаю, что бы ты сказал, – вмешивается Уэслин. – Но это правильный поступок. Извини, у меня связаны руки.

Долгое мгновение они просто смотрят друг на друга. Уэслин едва ли больше, чем статуя, Элос теребит свою золотую рубашку, готовый вылезти прямо из своей кожи. Вернулся с той странной, дикой напряженностью в глазах, которая была у него, когда он прижимал Уэслина к дереву, как будто у него есть намерение сделать это снова. Я не понимаю, что происходит между ними, но прежде чем я успеваю придумать, как спросить, Элос смягчается.